— Максон, это несправедливо по отношению к тебе, — выдавила я. — Разве во всем мире найдется что- то такое, чем я могу отплатить тебе?
Он улыбнулся:
— Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что будешь со мной, будешь моей. Иногда у меня возникает такое чувство, как будто ты слишком хороша, чтобы существовать наяву. Пообещай, что никуда не исчезнешь.
— Разумеется. Обещаю.
С этими словами я положила голову ему на плечо, и мы принялись танцевать один медленный танец за другим. На глаза мне случайно попалась Мэй. Лицо у нее было такое, как будто она готова умереть от счастья, глядя на нас вдвоем. Мама с папой тоже наблюдали за нами. Папа качал головой, как будто хотел сказать: «Ну вот, а ты считала, что он собирается отправить тебя домой». Тут мне пришла одна мысль.
— Максон? — спросила я, вскидывая на него глаза.
— Да, милая?
Я улыбнулась этому обращению.
— О чем ты разговаривал с моим отцом?
Максон фыркнул:
— Он в курсе моих намерений. И хочу тебе сказать, он всецело одобряет наш союз, при условии, что ты будешь в нем счастлива. Я заверил его, что так и будет, и сказал, что ты, похоже, и так счастлива здесь.
— Это правда.
Я почувствовала, как Максон прерывисто вздохнул:
— Значит, нам с ним больше ничего не нужно.
Рука Максона скользнула по спине и остановилась на талии, крепко удерживая меня. Этот жест говорил больше, чем тысяча слов. Значит, это все происходит наяву, со мной, что я могу разрешить себе поверить в это. Я знала, что ради того, чтобы быть с ним, готова отказаться от всех дружеских отношений, которые успела завязать во дворце, хотя была уверена, что Марли ничуть не расстроится, если не станет победительницей. И что я должна подавить в себе чувства, которые питаю к Аспену. Это не будет быстро, и мне придется признаться во всем Максону, но я это сделаю.
Потому что теперь я принадлежала ему. Я вдруг поняла это. Никогда и ни в чем не была уверена так твердо. Впервые за все время я четко увидела эту картину. Узрела длинный проход, собравшихся гостей и Максона, ожидающего меня у алтаря. Его прикосновение сделало все осязаемым.
Празднество затянулось глубоко за полночь. Наконец Максон потащил нас шестерых на балкон, чтобы мы могли полюбоваться фейерверком. Селеста с трудом одолела мраморные ступени — так сильно у нее заплетались ноги, — а на голове у Натали красовалась позаимствованная у какого-то незадачливого гвардейца фуражка. Слуги начали разливать шампанское. Максон единолично завладел целой бутылкой, готовясь заранее отпраздновать нашу предстоящую помолвку.
Когда на темном небе расцвели огни фейерверков, Максон вскинул бутылку над головой.