— Вы дали нам понять, что это был благородный культ и, как вы сказали, не жестокая религия, — сухо заметила Софи.
— Она была в высшей степени нравственна и сравнительно не жестока. Верность и честность считались высшими добродетелями. Жертвоприношения были необходимой составной частью.
— За всей этой стряпней одна и та же идея, — как и следовало ожидать, возгласил майор Суит. — Жертвы. Кровь. Плоть. Людоедство. Одно изысканнее, другое пожесточе. А по сути одно и то же.
— А вам не кажется, — мягко спросил Аллейн, — что это может означать поиски некоей основополагающей истины — вслепую?
— Тут одна основополагающая истина: человек — плотоядное животное, — торжествуя, закричал майор. — Як-як-як. Эти звуки, по-видимому, изображали смех.
— Так прискорбно, что леди Брейсли и мистер Дорн это пропускают, — сказал барон Ван дер Вегель. — А где мистер Мейлер?
— Вы их видели? — спросил Аллейн майора Суита.
— Нет. Я посадил ее… в этом самом… саду? Дворе?
— Атриуме?
— Как ни назови. На скамью. Ей это не очень понравилось, тем не менее… Глупая женщина.
— А молодого Дорна? — спросил Аллейн.
— Не видел. Жуткий тип.
— А Мейлера?
— Нет. По-моему, это неуважение ко всем нам. Что мы делаем теперь?
Со вздохом освобождения, к которому стремился все время, Грант сказал:
— Насколько я понимаю, предполагалось, что вы захотите несколько минут побродить здесь без гида. Мы можем встретиться здесь или, если вы предпочитаете, наверху, в атриуме. Я пробуду здесь десять минут на случай, если у кого возникнут вопросы, а затем поднимусь в атриум. Мы, вероятно, встретимся на лестнице — в любом случае, заблудиться здесь невозможно. И везде есть стрелки, указывающие на выход. Я уверен, что Мейлер…
Он осекся. Кто-то спускался по железным ступенькам.
— Вот и он сам, — сказал Грант. Но это был Кеннет Дорн.
Шаги его звучали торопливо, появление было стремительным, но, когда он вышел из тени и увидел собравшихся, он остановился и подался в их сторону. Его камера болталась на руке. Софи поразило, что в каком-то нехорошем смысле он был спокоен и уверен в себе.
— Привет! — сказал он. — Где моя тетя?
Грант сообщил ему.
— О Боже! — сказал он и захихикал.
— Не лучше ли будет подняться к ней? — спросил майор Суит.
— Что?
— Ваша тетя. Она наверху. В саду.
— Да процветет она, как зеленый лавр, — сказал Кеннет. — Милый майор.
Майор Суит рассматривал его секунду-две.
— У меня нет слов, — сказал он.
— И слава Богу, — ответил Кеннет.
Казалось, обоим было нечего добавить.
Молчание нарушили Ван дер Вегели. Они возбужденно объяснили, что так надеялись («Ах, так!» — вставила баронесса), что мистера Гранта удастся уговорить прочесть митраистский пассаж из «Саймона» в окружении того, что его вдохновляло. Все видели, они захватили с собой свой экземпляр — неужели это слишком — попросить автограф? Никто лучше их не понимает и не ценит знаменитую англосаксонскую сдержанность. В конце концов, проспект, если, конечно, понимать его не буквально, давал им основание надеяться…