Тем не менее она вела себя достаточно прилично, набрасывалась только на доминиканцев и не сходила со своего законного места торговли, но примерно дня два назад он обнаружил ее на углу портика: она сидела и шипя изрыгала ужаснейшую хулу и потрясала кулаками. Губы ее были буквально в пене, но, когда отец Денис упрекнул ее за богохульство и, как понял Аллейн, дал ей хорошую взбучку, она заговорила малость разумнее. Как выяснилось, ее ярость была направлена на человека, который заходил в ризницу, чтобы договориться о посещении храма туристскими группами от имени нового предприятия под названием…
— Не говорите мне, — сказал Аллейн в тот миг, когда отец Денис сделал паузу для большей эффектности. — Позвольте, я угадаю. Под названием «Чичероне».
— Правильно.
— А человек был Себастиан Мейлер?
— Снова правильно, — воскликнул отец Денис, хлопая в ладоши. — Он же муж несчастной, а если не муж, так должен им быть, помоги ему Господь.
3
В тот очень теплый вечер оба автомобиля прибыли на Палатинский холм в начале шестого. Воздух благоухал нагретой землей, травой, миртами и смолой. В удлинявшихся тенях стояли алые восклицательные знаки маков, а легионы акантов строем спускались с гребня холма. Над разбитыми колоннами и арками классического Рима небо вновь обретало глубину.
Джованни, шофер, с удовольствием выступал в роли гида. Он сказал, что понятия не имеет, что произошло с мистером Мейлером, но предположил неожиданный приступ болезни, известной туристам как римский понос. Джованни деликатно напомнил им, что в таком случае, естественно, требуется немедленно удалиться. Затем он провел группу через развалины Домус Августана и вниз по ступенькам, к сосновой роще. По дороге то здесь, то там он называл имена руин и делал широкие жесты, кладя Рим к ногам туристов.
Софи смотрела и мечтала, и с удовольствием забывалась в грезах, и не слишком внимательно слушала Джованни. Она неожиданно почувствовала себя усталой и смутно счастливой. Барнаби Грант шел рядом с ней в дружественном молчании, Ван дер Вегели сотрясали тишину взрывами восторгов и тысячей вопросов и неустанно фотографировали. Леди Брейсли под руку с Кеннетом и недовольный майор ковыляли последними и вполголоса жаловались на плохую дорогу.
— Я быстро пресыщаюсь видами, — заметила Софи. — Или, скорее, сведениями о видах. Я перестаю слушать.
— По крайней мере, вы в этом признаетесь, — утешил ее Грант.
— Только не подумайте, что я бесчувственна ко всему этому.
— Ладно. Я и не подумал.
— Наоборот, я немею от восторга. Или почти немею, — поправилась Софи. — Вы могли бы сказать: становлюсь зримо-бессловесной.