— Вы гарантируете, что это из запасов синьора Мейлера?
— Как я уже сказал, синьор.
Аллейн согласился. Швейцар удалился в близлежащий чуланчик, который, очевидно, был его офисом. Послышался звук поворачиваемого ключа. Хлопнул задвинутый ящик. Швейцар возвратился с запечатанным пакетиком, аккуратно завернутым в блестящую голубую бумагу. Цена была непомерная: процентов на тридцать выше, чем на лондонском черном рынке. Аллейн заплатил и взволнованно заявил, что хочет уйти немедленно. Швейцар отпер дверь, спустил его в лифте и выпустил через ворота.
В переулке стояла их «ланча», за рулем крепко спал заместитель Джованни. Из чего Аллейн заключил, что Джованни основательно занят в другом месте.
Он дошел до угла, нашел табличку с названием улицы — Виа Альдо, — сориентировался и, вернувшись к машине, разбудил шофера и потребовал отвезти себя в гостиницу. Ради шофера он демонстрировал признаки отключения, долго не мог отыскать деньги и в конце концов дрожащей рукой дал на чай много больше, чем надо.
После «Логова Тони» вестибюль гостиницы можно было бы счесть за австрийский Тироль, столь здоровой казалась его тишина, приглушенная роскошь, журчащие фонтаны и полное безлюдье. Аллейн поднялся в свой номер, принял душ и минуту-две стоял на балкончике и смотрел на ночной Рим. Восток неба уже слабо светлел. В церквах, закрытых на ночь, словно глаза, скоро зажгутся свечи для ранней службы. Может быть, монах из Сан-Томмазо-ин-Паллария уже проснулся и готов шлепать сандалиями по пустынным улицам с ключами от подземелья в кармане рясы.
Аллейн запер в портфель сигарету и пакетик кокаина и героина и, приказав себе проснуться в семь, лег и сейчас же заснул.
4
Несколькими часами раньше Барнаби Грант и Софи Джейсон стояли на крыше пансиона «Галлико» и тоже смотрели на Рим.
— Еще не поздно, — сказал Грант. — Может, выйдем наверх, в садик на минуту-другую? Не хотите выпить?
— Спасибо, с меня алкоголя хватит, — сказала Софи. — У меня есть апельсины. Выжмем их и разбавим холодной водой, ладно? Принесите кружку для зубной щетки.
В садике на крыше пахло ночными левкоями, влажной землей и папоротником. Они приготовили апельсиновый напиток и, глядя на очертания Рима на фоне ночного неба, тихонько переговаривались — ибо на крышу выходили открытые окна спален. Это придавало их диалогу заговорщицкий характер.
— Хотела бы я жить в одном из этих номеров, — сказала Софи.
— Я тут жил в свой последний приезд. В номере со стеклянными дверьми.
— Как здорово.
— Гм… вероятно.
— Вам не понравилось?
— В тот раз произошло нечто неприятное.