— Совершенно верно, — подтвердил Хаджи Павел. — А непосредственно за ним — я, но минут через пять Филип… профессор Заломит, который, как вам известно, ботаник, остановился и стал разглядывать какое-то растение. И тогда я прошел вперед, а за мной — доктор Николяну.
Чуботару окинул всех испытующим взглядом.
— Ну что ж, начнем, — сказал он. — Постарайтесь по возможности соблюдать очередность, как вчера. Я буду замыкающим… И попрошу не переговариваться.
Минут через десять Николяну шагнул в сторону со словами:
— Вот тут я вчера остановился и сказал, чтобы шли, я догоню. Поднялся немного вверх, вон в тот ельник. — Он взмахнул рукой и добавил, видя, что Чуботару хмурится: — Вы же понимаете, живая природа, а я не только медик, но и биолог.
— Значит, поэтому вы не присутствовали при инциденте?
— Позвольте, они тоже не присутствовали…
Чуботару заглянул в блокнот.
— Они тоже, да. По крайней мере так записано с их слов в протоколе. И сколько времени вы там пробыли?
— Ну, минут восемь-десять. Потом быстрым шагом пустился за ними вдогонку…
— Вы их видели?
— Нет. Как вы можете заметить, человек тут пропадает из виду через пару минут. Тропа все время петляет, и лес довольно густой…
— Что ж, пройдемте, — сказал Чуботару.
Там, где лес редел, их ждали в молчании Заломит и Хаджи Павел.
— Вот отсюда, — сказал Хаджи Павел, — мы услышали приглушенный вскрик и какой-то непонятный шум — вероятно, это был шум падения…
— Мы побежали… — подхватил Заломит.
Чуботару, ни слова не говоря, обогнул их и знаком пригласил следовать за собой. Выйдя на большую поляну, они прибавили шагу. На другом ее конце дежурил милиционер, лениво покуривая.
— Вот отсюда мы его увидели, — сказал Хаджи Павел, подходя к краю склона. — Бросились к нему, ничего не понимая. Что дело серьезное, нам и в голову не пришло. Мысль работала: как его поднять и донести до базы. Но когда я к нему прикоснулся, он зажмурил глаза и застонал.
— Так? — потребовал Чуботару подтверждения у остальных. — Застонал?
— Да, — подтвердил Заломит, — правда, потом открыл глаза и даже попытался улыбнуться. Мы ничего не соображали и только твердили: «Что случилось? Как это тебя угораздило?» А он посмотрел на нас с таким выражением, которое невозможно описать, и сказал шепотом, но совершенно отчетливо: «Les trois Graces».
— Хм, три грации, — перевел Чуботару. — Это есть и в протоколе. Хоть что-то еще он прибавил к этому?
— Ни слова. Мы ждали, и вдруг я понял, что он уже мертв.
— Умер на наших глазах, — добавил Хаджи Павел.
— Как вы определили, что умер?
— Мы оба фронтовики, — сказал Хаджи Павел. — Я приложил руку к его груди, к сердцу — на всякий случай. Я, конечно, не верил, что он мог умереть…