Проснулся я где-то за полдень и умывшись направился в сторону камбуза, где в салоне экипажа ещё продолжался обед. За угловым столом Бронислав Устиныч и угрюмоватый Верманд Вард не спеша хлебали тресковую уху, изредка обмениваясь короткими фразами по немецки. Получить какую-либо информацию от мужчин с таким суровым выражением лиц не представлялось возможным и наскоро прикончив свою порцию макарон с тушёнкой, я поспешил обратно в кубрик. Мой тайный расчёт оказался верен. В матросском кубрике, не щедро освещённом помаргивающей лампой дневного света, сидела вокруг небольшого, прикрученного к палубе стола компания из четырёх человек. На столе возвышалась трёхлитровая, покрытая изнутри коричневатым налётом, оплетённая капроновой корзинкой стеклянная банка с чаем. Старшина Семён только начал разливать горячий чай по эмалированным кружкам, а Борька с Ромой нетерпеливо и требовательно смотрели на Гешу, который с осознанием собственной возросшей значимости не спеша и солидно, словно купец первой гильдии, хлебал чай вприкуску с кубиками рафинада.
Моё присутствие никому не мешало, поскольку я как-никак участвовал во всех предыдущих событиях. Семён даже подвинул ко мне одну из кружек с чаем. Первым не выдержал Борька: «Рыжий, хорош уже вола тянуть! Давай уже отчитывайся, чего там было! Диверсантов с „Брунгильды“ всех замочили на пару со стариком Вермандом!?» Геша не был бы Гешей если бы удовлетворил чью-либо просьбу без лишних слов. Держа кружку на отлете с изысканно оттопыренным мизинцем, рыжий с трагической интонацией произнёс: «Представьте господа. В Одессе был аналогичный случай – корова зашла в воду по самые яйца…» Борька осторожно вынул из его длани горячую кружку, поставил её на стол и со сноровкой бывалого змеелова ухватил издевателя за всё ещё оттопыренный мизинец железной хваткой матроса-палубника. «Ломать будем медленно и со вкусом» – со сладкой нежностью садиста произнёс он, слегка выворачивая пленённый палец из сустава.
Генрих Оскорович надул багровые щёки, чтобы не заорать от боли и свистящим шёпотом произнёс, почему то обращаясь к собственному несчастному мизинцу:«Ахтунг! Ахтунг! Партизански девка Маруська, ти есть окружён, ставайся! Плен есть карашо, ти пудешь иметь булька с масло унд цвай немецки официрен!» – «Завязываем с цирком!» – командирским голосом прикрикнул Семён и Борька нехотя выпустил на волю гешин пунцовый мизинец. Рома сокрушённо вздохнул:«Клоун он и есть клоун. Без выходов на арену не выживет».Рыжий примирительно поднял руки:«Спокойно, аллес капут, щас всё будет!»