— Так, обо всём. О войне. У Витьки Выковыренного батю убили.
— В госпитале помер, — уточнил Локоть.
— Витькина матка ревела, как зарезанная. Мамка моя её всю ночь нашатырным спиртом отпаивала.
— Нашатырный спирт нюхают, — заметил Локоть, — а Витька что? Ты видел его?
— Видел, когда к тебе шёл. Стоял около своего дома в батькином пальто, словно поп. Пальто длинное, по снегу волочится.
Настоящая фамилия у Витьки была Семёнов, и в Ромашки он приехал из города как эвакуированный. Поэтому его и прозвали Выковыренный.
— У него такое горе, а мы зовём его Выковыренный, — вздохнул Митька.
— А кто его так прозвал? — спросил Стёпка.
— Я сказал нарочно. А вы, и рады стараться. Выковыренный, Выковыренный…
— Я могу тебе поклясться чем хочешь, что слово «выковыренный» ты от меня не услышишь, — заявил Стёпка.
— И я тоже, — сказал Митька.
После длительного молчания Митька сообщил:
— Мой батя тоже в госпитале. Мама говорит, хоть бы он там подольше полежал.
— А от нашего вторую неделю писем нет, — пожаловался Стёпка. — Мамка каждый день плачет. А я ей говорю, что папка не любит их писать. Правда, ужас как батя не любил писать. Я тоже не люблю. Наверное, характером весь в батьку пошёл, — не без гордости заявил Коршун.
Митька тяжко вздохнул.
— Мамка сказала, что в школу погонит.
— Тебя?
— Всех!
— Опять в четвёртый класс?
— Ага.
После глубокомысленного раздумья Стёпка поскрёб макушку.
— Раз она сказала — значит, погонит. Она тоже с характером.
— А я всё равно не пойду, — сказал Локоть.
— И я… — сказал Коршун.
— А Лилька Махонина пойдёт.
— Почему ты так говоришь? — спросил Стёпка.
— Она всегда была выскочкой.
— Не выскочкой, а отличницей, — веско заметил Коршун.
Митька, ехидно прищурясь, посмотрел на Коршуна.
— Чего это ты за неё так заступаешься?
Стёпка покраснел и поспешно заговорил о Ваське Самоваре.
— А Самовар сказал своей матке, что если она будет гнать его в школу, то он сбежит на войну.
Митька засмеялся.
— Самовар-то на войну! Брешет…
— Факт, брешет.
— Он же трус.
— Последний трус, — заверил Коршун.
На этом разговор оборвался. Митька принялся читать книжку про войну. Читал он старательно, на разные голоса. Но Коршун его не слушал. Митька обиделся и сердито спросил:
— О чём ты опять думаешь?
— О пушке, — спокойно ответил Коршун.
— Какой?
— Настоящей. Из которой можно камнями стрелять.
— Где ты её возьмёшь?
— Сам сделаю, — заверил Коршун. — Если б нашёл толстую резину, давно бы эту пушку сделал.
«Чепуху какую-то порет Коршун», — подумал Митька и сказал:
— Ничего-то ты не сделаешь!
— Сделаю!
— Много ты наделал, языком!
— Ты у меня сейчас схлопочешь. — Стёпка нащупал рукавицу и что есть силы хватил ею Митьку по голове.