— Вы и сейчас жрать… — Митька запнулся и покраснел, — есть хотите?
— Да ещё как! — вскрикнул Генка.
— А вас разве не кормят? — спросил Стёпка.
Генка возмутился.
— Кто тебе сказал, что не кормят?
Ирка вздохнула.
— Доро́гой хорошо кормят.
— А почему же вы голодные?
— Потому что мы дистрофики. А дистрофиков сколько ни корми — всё равно жрать хочется.
— Почему? — изумился Стёпка.
Генка презрительно усмехнулся.
— Потому что ты дубина деревенская и ничего не понимаешь.
Стёпка поставил на снег футляр и сжал кулаки.
— Ты чего обзываешься. Хочешь, чтоб я тебе врезал?
— А ты попробуй, — вызывающе сказал Генка и принял стоику боксёра.
Между ними встала Ирка.
— Не задевай его, — сказала она Стёпке. — Генка все приёмы знает. Он во Дворце пионеров в боксёрской секции занимался.
— Ври-и-и! — протянул Стёпка и с уважением посмотрел на Генку.
— А чего врать. Давай попробуем. По-дружески. Беи меня. Я буду только защищаться.
Стёпка посмотрел на Митьку и засмеялся.
— Дай ему, Локотков.
Митька отказался. Он дрался, только когда на него нападали. А драться так, нарочно, ни за что ни про что, он не любил.
Генка стоял в прежней позе, прикрывая лицо кулаками. Стёпка слегка ударил и попал Геньке в выставленную ладонь.
— Ещё! — крикнул Генка.
Стёпка напал и опять попал в руку.
— Давай, давай, — подбадривал Генка.
Стёпка «давал», но как он ни старался попасть Генке в лоб или в ухо, у него ничего не получалось.
— Ушёл в глухую защиту! — кричал Генка, когда Стёпка замахал руками, как мельница. Неожиданно Генка упал.
— Ну, вот видишь, — с гордостью сказал Стёпка и помог Генке подняться.
— Это не удар, а толчок. И упал он потому, что ослаб от голода, — пояснила Ирка.
Генка усмехнулся.
— Если б я захотел, то изуродовал бы тебя, как бог черепаху. Но мне не позволяет боксёрская этика. Понятно?
— Понятно, — сказал Стёпка, хотя совершенно не понимал, что такое «боксёрская этика».
— У тебя всё было открыто: и челюсть и корпус. В общем, в боксе ты, парень, не тянешь, — решительно заключил Генка.
Коршун не обиделся. Он и сам видел, что Генка настоящий боксёр и если б не ослаб от голода, то Стёпке бы досталось немало.
Митька бочком подвинулся к Ирке и тронул её за рукав.
— А этот тоже с вами в одном вагоне едет?
Ирка удивлённо посмотрела на Митьку.
— Ну, этот, который променял скрипку. Дяденька Череп.
Ирка гневно сдвинула брови.
— Он не череп, он музыкант. В Ленинграде в театрах концерты давал. А ты, мальчик, умеешь играть на скрипке? — спросила она Стёпку.
— Ничего он не умеет, — сказал Митька.
— Зачем же тебе скрипка?
— Так, — Стёпка помахал футляром, посмотрел на небо, потом на свои ноги и буркнул: — Он сам её отдал.