Митька, как хозяин, пригласил гостей к столу. Гости чинно расселись, положили на колени руки и приняли серьёзный вид. Пока Елизавета Максимовна накрывала стол, они сидели не шевелясь, с постными вытянутыми физиономиями, словно перед фотоаппаратом. Елизавета Максимовна поставила перед ребятами две больших миски с холодцом, горшок тушеной картошки с мясом и жбан домашнего пива, сваренного из свёклы. Наполнив стаканы чёрным, как дёготь, пивом, она сказала:
— С праздничком, дети.
Витька Выковыренный встал, кашлянул в кулак и сказал:
— Смерть немецким оккупантам!
Как взрослые, чокнулись, выпили, набросились на студень и в три минуты очистили обе миски. В пять минут опорожнили горшок с картошкой. Потом выпили ещё по стакану пива и Стёпка сказал:
— Теперь пошли ко мне угощаться.
Такой уж был обычаи в Ромашках. По праздникам ходить угощаться из дома в дом. У Стёпки выпили по стакану точно такого же пива, поели точно такого же студия и попробовали точно такой же, как у Митьки, картошки. От Стёпки потащились к Лаптю. Попробовали пива, по разу ткнули вилкой в студень и наотрез отказались от картошки.
Идти угощаться к Врунам не хотелось, но, чтоб не обидеть их, пошли.
Посидели за столом, поковырялись в студне и отправились гулять. Прошли деревню из конца в конец. Остановились у дома бабки Любы. Сирень в палисаднике уже проклюнулась, выпускала крохотные листочки.
— Наломаем сирени, — предложил Лапоть.
— Куда она такая, — сказал Локоть.
— Дома поставишь в крынку с водой — распустится.
Стёпка пренебрежительно махнул рукой.
— Возиться тут ещё с ней.
День был ярким. Солнце припекало. У счетовода под шляпой взмокли волосы, с ушей капал пот.
— Хоть бы шляпу снял. Такая жарища, а он в шляпе франтит-финтит, — сказал Сенька Врун.
Стёпка посмотрел на солнце.
— Жгёт. Ещё так три дня пожгёт — землю в самый раз пахать, — сказал он, снял кепку, взял за козырёк и запустил в небо. Кепка, описав дугу, шлёпнулась на дорогу. Митька тоже подбросил свою кепку. Самовар долго вертел в руках свой картуз с лакированным козырьком. Очень было жалко картуз и очень хотелось запустить его в небеса. Он запустил, и картуз упал в канаву с протухшей водой. Самовар выудил его палкой, выжал, напялил на голову и сказал:
— Ух, как приятно.
— Айда купаться! — закричал Коршун.
Витька Выковыренный возразил:
— Вода холодная.
Коршун презрительно смерил его взглядом с ног до головы и передразнил:
— Хо-лод-ная! Можешь не ходить. Никто тебя не зовёт. Айда, ребята! — и помчался прямо по полю к реке. Ребята, перегоняя друг друга, понеслись за ним. Позади бежал Витька-счетовод, размахивая шляпой.