– Ну что, Роман Андреевич, – ядовито сказала Марина, – опасность почти миновала, можно начинать придумывать торжественную речь о вашем героизме, с которым вы отстояли поезд, набитый женщинами и детьми…
Костя понимал, что Марину понесло. И что авторитету большого чиновника сейчас наносится сокрушительный удар, который он вряд ли забудет по возвращении в столицу. Тем удивительней оказалась реакция Романа Андреевича.
– Какая же ты дура, – сказал он тихо, но отчетливо. – Ничего не миновало. Все только начинается.
Сказано это было так горько и с таким убеждением, что Марина остановилась на полуслове, а все, кто только что тихо переговаривались и вроде бы ничего не слышали, – разом замолчали. В полной тишине постукивали, судя по звуку, снова замедляясь, колеса вагона. Протяжно засвистел гудок паровоза. Роман Андреевич положил руки на стол и уронил на них голову. Да так и застыл в позе полной безнадежности.
– Не только слушать – смотреть противно! – презрительно сказала Марина, встала из-за стола и протиснулась между «костюмами» в коридор.
На нее смотрели с осуждением, но она проигнорировала все взгляды и уставилась в окно, словно демонстрируя, что в отличие от большого начальника сумела сохранить присутствие духа. И только Костя видел, что опытной самоуверенной репортерше просто нечего больше сказать.
Он перевел взгляд на Наташку. Та смотрела на него большими глазами, но, кажется, не видела. Он подмигнул ей и даже потянулся через стол рукой в ее сторону, но она так и сидела, даже не моргая. Момент для проявления заботы был не самый подходящий, и Костя убрал руку.
Только теперь он осознал, что совсем недавно подвергся самой настоящей опасности. По ногам и спине до сих пор пробегала нервная дрожь, а спину холодила мокрая от пота ткань майки. Теперь слова майора, который рассказывал им о бронепоезде перед экспедицией, уже не казались ему смешными, а многократный «запас прочности» состава воспринимался, как прозорливая предусмотрительность.
В томительном ожидании прошло несколько минут. Поезд постепенно замедлял ход, но не останавливался.
– Господа журналисты, – прервал его размышления голос Кудыкина. Полковник уже стоял возле двери, ведущей в складской вагон. Лицо его оставалось невозмутимым, несмотря на большое алое пятно, расплывшееся на белых бинтах. – Прошу вас следовать за мной в штабной вагон на совещание. Будете вести хронику событий и все тщательно записывать.
Первое удивление от перемены отношения к съемочной группе быстро прошло. В штабном вагоне их ждал губернатор, и лицо его не предвещало ничего хорошего. Он прохаживался из угла в угол, сцепив руки за спиной «в замок», и напоминал хищника в клетке. На угловом диване расположились Ломакин, майор, командующий охраной поезда, какой-то человек в спецовке, видимо представляющий ремонтно-обслуживающий персонал экспедиции, и два человека в костюмах, из числа заместителей губернатора.