– Как думаешь, – осторожно спросил Костя, – завтра сумеем вернуться?
– Костя, ты же мальчик, – шутливо сказала Марина, – а девочка здесь я. Это ты меня успокаивать должен.
– Я не то чтобы сильно боюсь, просто хотел спросить, – сказал Костя и вдруг понял, что на самом деле ему есть чего бояться. И что прямо за стенкой вагона царит ночь, в которой может бродить что угодно: от мутантов и завистливых людей с гранатометами до каких-нибудь движущихся аномалий.
– Боишься-боишься, – сказала Марина. – А если не боишься, значит совсем мозги себе из-за Наташки вывихнул. Не знаю насчет завтра. Мне теперь кажется, что если мы вообще из этой истории выпутаемся, это будет для нас удача. А ты, кстати, почему перестал снимать?
– Снимал, когда вспоминал, – сказал Костя. – Просто, не всегда об этом думать была возможность.
– Ну и напрасно, – сказала Марина. – Это же наша работа. Представь, какой будет успех, если мы с таким материалом отсюда сумеем выбраться?
– Так нам и дали такое показать, – возразил Костя, – но в целом ты права. Постараюсь вести съемку как можно чаще.
С непривычки от сигареты начала немного кружиться голова. Но пришла и некоторая расслабленность, словно бы отодвинувшая на второй план все тревоги и волнения.
Дверь из вагона открылась, и в темноту тамбура сунулся ефрейтор Хиженков.
– Костя, ты здесь? Пойдем, товарищ полковник начинает инструктаж для дежурных.
Пока Кудыкин объяснял график дежурств и порядок действий в случае тревоги, Костя снимал инструктаж на камеру. Полковник не только не возражал, но даже одобрительно кивнул, увидев, как загорелся индикатор начала записи на корпусе камеры.
Вскоре все разошлись, а поскольку первым выпало дежурить Хиженкову, Костя соорудил себе нехитрую постель из двух бушлатов, которые ему дал Кудыкин. Дежурство ему выпало под утро, поэтому он рассчитывал поспать хотя бы четыре часа.
Он думал, что сразу заснуть не получится – слишком много всего случилось за прошедший день, и слишком неопределенной оставалась ситуация. Но стоило голове опуститься на самодельную подушку, как он немедленно провалился в сон.
Проснулся Костя от звуков возни рядом с тамбуром. Кто-то с яростью в голосе шептал:
– Пусти, сволочь. Там мой дружбан!
– Совсем сбрендил, солдат, – отвечал ему другой голос тоже шепотом. – Откуда твоему дружбану взяться здесь, да еще среди ночи? Тебе разве это полковник объяснял?
– Руки убери, – шептал первый. – Руки! А то вдарю!
Костя быстро поднялся и, еще ничего не понимая, пошел на звуки яростной, хотя и очень тихой, перебранки. Он вдруг понял, что проснулся именно из-за этой вот напряженности в голосах обоих спорщиков, поскольку сам их шепот был еле слышен.