Дальним и ближним разведчикам помогали экипажи Ил-2, летавшие в сложных метеорологических условиях. Часто получали задания и ночные бомбардировщики.
* * *
Свои основные усилия воздушная армия сосредоточивала главным образом в полосе наступления 50-й армии. «Массированными ударами штурмовиков уничтожала войска и технику противника, разрушала его опорные пункты в районах: Людиново, Немеричи, Ивот, Дятьково, переправы через реки Десна, Ветьма, Снопоть; обеспечивала ввод в прорыв и действия 2-го кавалерийского корпуса в тылу противника в районе Фошня, Жуковка, уничтожала отходящие его войска на дорогах и местах скоплений»[45].
В приведенном документе выделена боевая работа экипажей «илов» (их было около трехсот), массированные удары штурмовиков по войскам и технике противника на брянском плацдарме.
Они летали под огнем зенитных батарей. Подвергались атакам «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Иной раз в силу обстоятельств превращались в истребителей и атаковали врага. Выдерживали люди и заставляли выдерживать самолеты. Вновь обретали дыхание поврежденные моторы, залечивались раны, полученные в тяжелых боях, грозные машины вновь входили в строй.
Это было делом скромных умельцев, знатоков авиационной техники. О штурмовике Ил-2 рассказывали чудеса, на все лады расхваливая его создателей. «Первоклассная машина, силен микулинский двигатель!» — говорили об «илах» в штурмовых полках. А самолеты были такими еще и потому, что обслуживали их, прикасались к ним руки людей, которые испытывали большую радость, видя на старте, как они рулят. «Чем больше самолетов в воздухе, тем больше гитлеровцев в могиле», — острили неунывающие механики.
Этим жил и старший инженер дивизии Михаил Иванович Бурцев. В 225-й штурмовой авиадивизии он считался человеком строжайших правил, отрешенным от всего, что не имело прямого отношения к «ильюшиным».
Если Бурцев, указывая на примеченные дефекты, с горечью в голосе басил: «Будет пасти задних», т. е. отстанет, скорость уменьшится, «хозяин» самолета и стоящие рядом следили за взглядом инженера, смотрели во все глаза на плоскости, отыскивая там царапины или вмятины, облупившуюся краску, небрежно наложенную заплату, неточно подогнанный зализ. Но при всей своей требовательности инженер доверял механикам, этим добросовестным работягам, ежедневно и ежечасно убеждаясь в том, что трудятся они как одержимые.
Инженер дивизии глубоко знал технику, был прекрасным организатором. Любовь к делу проявлялась у него с удивительной последовательностью, а главное, он умел найти общий язык с подчиненными, что само по себе было неоценимо в условиях почти непрерывной боевой работы. Встречали его на аэродромах доброжелательно, не обижались на строгие замечания, чувствуя правоту сведущего специалиста. Впрочем, не так уж часто ему приходилось делать замечания.