...Мы сидим за столом вместе с женщиной, которая в этом мире является моей матерью, и мне становится не по себе. Ей ведь даже нет тридцати. А выглядит она так, что на моей родной планете сто двадцатилетние женщины ей могут дать вперёд тысячу очков форы. Ранние морщинки возле глаз, бесцветное от недоедания лицо, плоская обвисшая грудь, высохшие, словно лапки цапли, кисти рук, украшенные пигментными пятнами и шрамами от давних обморожений. Чувствую, как внутри закипает холодное бешенство. Особенно, когда она выуживает из своей плошки с кашей единственный кусочек мяса величиной с мизинец, и перекладывает его мне.
- Мама!
Я действительно взбешён, но она виновато опускает глаза и отвечает, не поняв причину моего гнева:
- Прости, Атти... Но больше у нас ничего нет.
Умолкаю, решительно подхватываю столовым прибором этот кусок и возвращаю ей.
- Перестань.
На её лице недоумение:
- Но тебе же надо питаться лучше после болезни. Вон ты какой худенький...
- Перестань, мам. Я же мужчина. Значит, обязан, прежде всего, заботиться о тебе.
...Я не играю. Это слова, что идут из глубины души. Мне искренне жаль несчастную женщину, никогда не видевшую нормальной жизни. Через десять лет её судьба перевернётся, но сейчас я тоже должен сделать всё, что могу, чтобы облегчить её жизнь. Да и мне нужно как-то прожить эти годы. И, желательно, нормально и спокойно... Аруанн медленно жуёт несчастный кусочек, блаженно щурясь. Она даже не замечает своей счастливой улыбки, а я думаю, отчего она так улыбается - то ли от наслаждения мясом, то ли от того, что сын проявил заботу о ней... Наконец трапеза заканчивается, и я поднимаюсь из-за стола. Доса зовёт слугу, и тот уносит посуду, а я подхожу к ней и увлекаю к окну, слегка обнимаю её за плечи.
- Мама...
- Что, милый?
- Как я понимаю, мы очень бедны?
Она вздрагивает, но отвечает честно.
- До нищеты, сынок.
- Но ведь должно быть чего-то, что у нас много?
Она пытается пожать плечами ужасающей худобы, но на них лежат мои руки. Отвечает негромко, но каждое слово я различаю чётко:
- Лес... Но кому он нужен? Глина? Её полно у соседей, да она и не гончарная, синяя. Ещё, пожалуй, вино. Его очень много. Но оно, по большей части, прокисло. У соседей его немеряно, а наши сорта в Парда очень плохие...
...Много вина?..
- А сколько это, много? Можно посмотреть?
- Зачем тебе?
- Ну, мама...
Противно, но приходится играть капризного мальчика, ещё не оправившегося до конца от болезни. Аруанн тихо вздыхает, потом извлекает из-под фартука, поскольку одета совсем просто и ничем теперь не отличается от обычных крепостных-простолюдинок - единственное парадное платье, которое она одевала, когда прибыл покойный монах, давно убрано в сундук, связку громадных неуклюжих ключей. Потом мягко высвобождается из моих рук и говорит: