— Ну, что, моя красавица, пропустишь стаканчик вместе со мной?
Он смеется. Что его так развеселило, слово «красавица»? Или он пытается скрыть растерянность, что испытывает, слыша лишь тишину в ответ на все его провокации? Я отказываюсь.
— Ты не права, моя красавица, не права, так много лучше. Забываешь, что люди столь жестоки…
Обычно Рафаэль позволяет себе высказывания подобного рода лишь для того, чтобы посмеяться вместе со мной над банальностью произнесенного. Но сегодня он не смеется, мне кажется, что он пожирает меня глазами, что его мертвые глаза могут видеть.
И тогда я совершаю это, отвратительный и нелепый поступок: продолжая молчать, я принимаюсь выписывать круги вокруг Рафаэля, я двигаюсь от одного угла пианино к другому, как будто совершаю некий магический ритуал, как будто пытаюсь ограничить его свободу этими странными передвижениями. Помимо кружений я принимаюсь строить гримасы, самые противные гримасы, какие только могу представить, я включаю в игру все черты моего неправильного лица, я высовываю язык, а руками делаю непристойные жесты, иногда я угрожающе выставляю вперед ногти, так как будто хочу оцарапать. Я по-прежнему молчу, лишь убыстряю свои шаги, начинаю чаще и чаще дышать, ошалевший Рафаэль крутится на табурете, тщетно пытаясь проследить за этими полубезумными перемещениями. Ему кажется, что я пытаюсь заколдовать его, совершаю некий обряд, что поможет мне получить над ним власть. Он протестующе повторяет один, второй, третий раз:
— Сара, я прощу тебя, перестань… Сара, что ты делаешь?
Но я так поглощена моей жестокостью, что не могу остановиться, я гримасничаю и гримасничаю, еще и еще, кажется, что уродство исторгается из меня. Он стонет, кричит, трясущейся рукой пытается поднести ко рту стакан, затем, охваченный злобой, швыряет наугад этот стакан в мою сторону. Жидкость выплескивается на диван, не задевая меня; я собираю свое пальто, сумку и, громко хлопнув дверью, оставляю Рафаэля в пьяном оцепенении.
* * *
Нет, я не настолько плохая. Нет, это он меня спровоцировал. Это он, обвиняющий меня в молчании, выставил напоказ свое отчаяние, это он позволил себе напиваться в моем присутствии, чтобы продемонстрировать мне, как все плохо, что его ничто не волнует, даже я. Это он пригласил своих друзей, чтобы устроить праздник в мое отсутствие. Это он не желал понимать, слушать то, что я ему говорила, приставал ко мне со своими невозможными разговорами о нашем будущем. Конечно же, он меня больше не любит. Конечно же, он никогда по-настоящему не любил меня. Для того чтобы любить, надо восхищаться, хотя бы чуть-чуть. Восхищаться, так как восхищалась им я! Потому что он прекрасен. Прекрасен, несмотря на отвратительный недуг. Архангел Рафаил.