Заложил ежедневник лентой цвета жухлой травы и под нее положил записку, гласившую: «Открой на двадцатом числе, между двенадцатью и двумя».
После чего покинул дом.
Той ночью мы с Ингрид разошлись после обеда, на котором обсуждали свадьбу, по нашим традиционным убежищам… Для меня таким местом был кабинет, спальня — для нее. Я постоянно чувствовал в кармане ключи, как только очень бедный человек может ощущать украденный драгоценный камень. Сокровище, которое перевернет всю его жизнь.
Мои дни были заполнены заседаниями комитета, а ночи — обрывками разговоров с Ингрид о предстоящей свадьбе, пустыми победами и бесполезной суетой, хоть как-то еще связывавшими мужчину и женщину. Только для того, чтобы смягчить единственно значимые для меня оковы.
Когда настало время, она написала в календаре. Назначила время от четырех до шести в день накануне ее свадьбы. Она взяла ленту, небесно-голубую, и несколько раз обвила ею дневник. Как будто погладила мое лицо и, приласкав, сказала: «Все. Всегда. Помни».
Анна и ее мать Элизабет сидели на софе в гостиной. Рядом со спокойной и сдержанной, как всегда, Анной ее мать выглядела чуть ли не хорошенькой птичкой. Темные глаза и волосы, переданные дочери, приводили в замешательство своим несоответствием всему ее облику.
Вокруг нее висела утомительная атмосфера нарочитой живости. Мне пришло в голову, что именно эта привычка провоцировала ее на слишком открытую улыбку чересчур быстрого, а потому фальшивого дружеского присоединения.
Да, проделанное ею путешествие было изнурительным. Но оно несло с собой чудесные надежды на будущее. Элизабет отвечала на мои вопросы, касавшиеся ее поездки. Затем она повернулась к Ингрид:
— Вы любите ездить по свету, Ингрид?
— Нет, скорее нет…
— Вилбур прилетает во вторник. — Он рассказывал ей о Мартине и его замечательной семье. Похлопав дочь по руке, она произнесла:
— Анна пишет о себе часто совсем недостаточно, не правда ли?
— Нет.
— Телефонные звонки слишком безличны, что бы об этом ни говорили. Но Анна всегда остается замкнутой. Ты ведь с детства была очень скрытной, так, моя дорогая? — Она опять потрепала руку Анны. — Знаешь, когда вы с Астоном были маленькими, вы оба были для нас совершенно закрыты. — Повернулась к Мартину: — Ты же знаешь об Астоне, Мартин, я уверена в этом. Ты чуть-чуть похож на него. Анна говорила тебе об этом? — Это замечание выглядело вполне невинным. Элизабет одарила Мартина быстрой нервной улыбкой.
— Да, действительно. Анна упоминала об этом. — Голос Мартина был полон любезности.
— Когда они были маленькими, мне казалось, что у них существовало какое-то тайное общество. Они кодировали слова, передавали какие-то странные сигналы — и все это было задумано для того, чтобы затруднить нам, родителям, понимание. — Она засияла улыбкой, глядя на Анну. — Ты ведь действительно была очень непослушна и капризна, не так ли?