— Совесть — удел людей. Я лишен её от рождения. Глупец! Ты думал, что я буду восседать ангелочком на твоем плече? Что стану оправдываться, и объяснять, в чем сила Божья и почему ты — не способен вникнуть в наш замысел? Я — воин, и в цели, с которой я пришел на землю, нет поручения объяснять ни тебе, ни кому — то другому — для чего я здесь. Беды страшные грядут, и только это ты должен усвоить. Твой мир стоит на краю Армагеддона, а ты жаждешь справедливости и объяснений?
— Если так выигрываются ваши войны — на фиг такие победы, — проворчал Кевин и замолчал, но молчание его было таким красноречивым, что Кассиэль на мгновение пожалел, что он бездушен.
* * *
На девятом месяце их совместного существования в одном теле, случилось непоправимое.
Настала очередь Кевина быть хозяином сосуда и Кассиэль отправился на Небеса, чтобы обсудить с Михаилом дальнейшие действия и скорректировать планы. На третий день своего отсутствия на земле, Кассиэль начал ощущать какую-то смутную тревогу, а потом и вовсе в зал, где они беседовали с Михаилом вошел Хранитель Кевина, приставленный к нему с рождения и попросил пойти с ним. Тревога переросла в тихую панику, когда он вышел следом за Хранителем и обнаружил за дверями Кевина, стоявшего рядом со Жнецом. Это означало только одно — Кевин умер.
Из рассказа Хранителя выяснилось, что глупый мальчишка настолько уверовал в свою неуязвимость, что на спор ввязался в игру под названием «Русская рулетка», забыв видимо, что Каса рядом не было.
Итог оказался плачевным — Кевин вышиб себе мозги, разнеся при этом полчерепа. И если вессель, Престол еще мог исцелить, потратив на это значительную часть своей энергии, то вернуть обратно соседа по подсознанию было не в его компетенции. Смерть звался Всадником не за красивые глаза — договориться с ним было практически невозможно. В результате — Кевин отправился в свой персональный рай, а Кассиэль стал полновластным хозяином сосуда.
С одной стороны это было даже хорошо, но с другой, Кассиэлю было жаль парня — он привык к нему и даже считал его своим другом.
После гибели Кевина, Кас впал в своего рода депрессию. И хотя среди людей, ангелов теперь было довольно много, он чувствовал себя одиноким.
Иногда с ним и вовсе случались моменты слабости, когда тоска наваливалась, и нестерпимо тянуло бросить все, улететь домой и предать забвению все то, чему он стал свидетелем на земле, все, что испытал, позволив ощущениям сосуда затуманить разум и поведать, что означает наслаждение или боль.
Он бы многое отдал, чтобы забыть, как смотрят на него дети — их невинность и чистота давали им истинное зрение, их не обмануть смертной оболочкой. Он никогда бы не пожелал изведать страха и горького отчаяния, что плескалось в людских глазах. В этом мире, в этих людях слишком много одиночества, страданий, звериной злобы и беспомощности. Они запутались, погрязли в ненависти и корысти, ибо в их сердцах не было веры. Лишь безысходность.