— Это был просто секс, — снова повторил Кас.
— Хорошо, упрямый ты мой! Называй, как хочешь. Про последнюю ночь, это ты верно заметил. Так что — да.
Пальцы Кассиэля сжали спинку кровати с такой силой, что соскользнули с края, ногти скрипнули по дереву. Он смотрел на Тэми, как зачарованный.
Затем начал расстегивать рубашку, делая шаг ей навстречу. Вторая пуговица — еще шаг затем третья — пальцы неторопливо, соблазняюще вынимали их из петель. Выдернули края рубашки из-за ремня брюк. Ангел склонил голову набок и расстегнул пряжку. Последний шаг — и он остановился в каком-то футе перед Тэми. Взволнованный и тщетно пытающийся это скрыть, раззадоренный, возбужденный, проникнутый каким-то глубинным плотоядным сиянием, непонятно, каким чудом все еще сохраняющий контроль над собой.
Тэми не сводила с него глаз, чувствуя, как от его близости низ живота наливается тяжестью, как кровь приливает к щекам от одного воспоминания о своих губах на его члене, от одной мысли о том, что он еще может с ней сотворить.
Кассиэль схватил её за руку, потянул на себя.
* * *
Он расстегнул пуговки на рубашке Тэми, склонился к её груди, и она потеряла голову. Губы нетерпеливо скользнули по груди, язык описал влажную дугу вокруг одного соска, затем вокруг второго. Она выгнулась и тихонько застонала, притягивая его голову ближе, зарываясь пальцами во взлохмаченные волосы. Кассиэль целовал её все настойчивее, наслаждаясь её покорностью, стонами, которые срывались с её губ, и прикосновениями её легких пальцев к затылку, к шее, к плечам и напряженным мышцам спины. Оторвавшись от неё, уткнувшись в её шею, ангел прижал Тэми к себе, и обнаженная грудь скользнула по его груди, и это было невероятно, это казалось откровением — чем-то до дрожи интимным. Он застонал, потерся о Тэми снова и снова и расстегнул ремень и молнию на её джинсах. Рывок — брюки сползли с бедер вместе с бельем.
От гибкого, горячего тела ангела, от рук, обнимающих её, от его свежего аромата, от запаха его возбуждения у Тэми подкашивались ноги, а тело ломило от нестерпимого, жгучего желания. Едва ли она когда-нибудь хотела кого-то столь же сильно. Даже будучи совсем юной, когда только осознала собственную сексуальность — даже тогда это было лишь жалкое подобие настоящей страсти.
— Тебя не было так долго… так долго… а я не могу без тебя… — шептала Тэми отрывисто, не понимая, слышит ли её ангел. — Ты… ты не понимаешь… Ты — воздух, которым я дышу… Ты — моя жизнь, слышишь… Ты — мое небо… Я хочу тонуть в тебе, напиваться тобой — до беспамятства… — Слова сами рвались с её губ. — … Ты мой… мой небесный мальчик… — в голосе Тэми послышалось отчаяние — если бы только ангел знал, как она измучилась за эти дни! Она уже ничего не соображала. Единственным желанием, колотящимся в её сердце, пульсирующим и текущим по венам вместе с кровью, было желание прикосновений, ласк, движений и трения — того восхитительного трения, которое единственно и могло принести ей облегчение.