Нельзя, очень трудно в России без самозванства; Александр Исаевич всегда звал себя сам – на работу, на создание, на подвиг, на каторгу. Он знал, что он творит подвиг, что «Архипелаг» – это подвиг, «Красное Колесо» – дважды подвиг!
И он сам, в этом ценность, сам звал себя на этот труд, и хотя все мы «умираем неизвестными», Александр Исаевич не желал умирать «по-русски» («жизнь равняет всех людей, смерть выдвигает выдающихся»); весь мир – перед ним и он – перед всем миром – вот формула его жизни в Кавендише.
В доме было тесно; Александр Исаевич наскоро одевался и выходил во двор – пошептаться с забором, как он говорил…
Этот забор, живую изгородь, Александр Исаевич любил еще больше, чем свой письменный стол. За забором ему было хорошо и комфортно; он мог неделями не выходить на улицу, к людям, да и улицы в Кавендише были мало похожи на улицы, кругом лес, сплошной лес, больше, правда, похожий на парк, – в Америке все леса похожи на парк!
Американские города на границе с Канадой, проведенной, как известно, по линейке, это и в самом деле окраина страны; здесь, в Пяти Ручьях (так он окрестил свою окраину ), это видно невооруженным глазом: Кавендиш – глухой городишко, самое высокое здание – пожарная каланча, жизнь, машины, рестораны – только в центре, но в ресторанах Александр Исаевич всегда, еще с Москвы, находил «душевное запустение» и бывал в них только когда приглашал кто-то из друзей или издателей.
Он ходил вдоль забора (здесь, наедине с забором, он у себя ) и разговаривал – молча – с самим собой.
Старик и его забор – за ним, за забором, чужой мир, бешеный и опасный, подлый, в котором изо дня в день накапливается злость, прежде всего злость, где все (по сути) уже предопределено, прописано заранее, наперед, раз и навсегда, то есть все скука, именно так – скука!
Он сразу признал этот мир, Соединенные Штаты, ненастоящим и спрятался от Америки за своим забором; его мысли были далеко-далеко, не здесь… в Петрограде, в красном Петрограде, откуда и катится сейчас его Красное Колесо: «если позван на бой, да еще в таких превосходных обстоятельствах, – иди и служи России!..»
Ельцин озлобил всю страну – Александр Исаевич хорошо это видел. Он внимательно читал московские газеты и – тревожился. Просто комок иной раз приступал к горлу: Господи, что же там происходит на самом деле ?
Солженицын жизнь положил на то, чтобы советская коммунистическая партия рухнула, чтобы эти граждане, коммунисты, исчезли, Красное Колесо остановилось. Но тот строй, точнее, режим, который сменил сейчас коммунистов, был еще ужаснее: демократия демократией, но с водой, кажется, выплеснули и самого ребенка – страну.