– Это потому, что ты находишь радость в жертве.
– В жертве? Чем я жертвую? Голодом ради пищи, ожиданием ради исполнения желания? Разве возможность обнять того, кто мне мил, прижаться губами к тому, кого я люблю, опереться на того, кому я доверяю, – значит принести жертву? Если так, то, конечно, я нахожу радость в жертве.
– И ты готова терпеть мои немощи, Джейн? Мириться с убожеством?
– Его не существует для меня, сэр. Теперь, когда я могу быть действительно вам полезной, я люблю вас даже больше, чем раньше, когда вы, с высоты своего величия, хотели только дарить и покровительствовать.
– До сих пор мне была ненавистна помощь, мне было противно, когда меня водили за руку, а теперь я чувствую, как мне это будет приятно. Мне было тяжело опираться на плечо наемника, но отрадно чувствовать, что моя рука сжимает маленькие пальчики Джейн. Лучше полное одиночество, чем постоянная зависимость от прислуги; но нежная забота Джейн будет для меня неиссякаемым источником радости. Я люблю Джейн, но любит ли она меня?
– Всем существом, сэр.
– Если дело обстоит так, то нам нечего больше ждать: нам надо немедленно обвенчаться.
Он говорил с жаром, в нем пробуждалась его прежняя пылкость.
– Мы должны стать нераздельными, Джейн; нечего откладывать, надо получить разрешение на брак и обвенчаться.
– Мистер Рочестер, я только сейчас заметила, что солнце сильно склонилось к западу и Пилот уже убежал домой обедать. Дайте мне взглянуть на ваши часы.
– Прицепи их к своему кушаку, Джейн, и оставь их у себя; мне они больше не нужны.
– Уже около четырех часов, сэр. Вы не голодны?
– Через два дня должна быть наша свадьба, Джейн. Теперь не нужно ни нарядов, ни драгоценностей, – все это ничего не стоит.
Солнце уже высушило капли дождя на листьях, ветер стих; стало жарко.
– Знаешь, Джейн, у меня на шее, под рубашкой, надето твое жемчужное ожерелье. Я ношу его с того дня, когда потерял мое единственное сокровище, – как воспоминание о нем.
– Мы пойдем домой лесом, это самая тенистая дорога.
Но он продолжал развивать свои мысли, не обращая внимания на мои слова.
– Джейн, ты, наверно, считаешь меня неверующим, но мое сердце сейчас полно благодарности к всеблагому Богу, дающему радость на этой земле. Его взор не то что взор человека – он видит яснее и судит не так, как человек, но с совершенной мудростью. Я дурно поступил: я хотел осквернить мой невинный цветок, коснуться его чистоты дыханием греха. Всемогущий отнял его у меня. В своем упорстве я чуть не проклял посланное свыше испытание, – вместо того чтобы склониться перед волей небес, я бросил ей вызов. Божественный приговор свершился: на меня обрушились несчастья, я был на волосок от смерти. Постигшие меня наказания были суровы, одно из них навсегда меня смирило. Ты знаешь, как я гордился моей силой, – но где она теперь, когда я должен прибегать к чужой помощи, как слабое дитя? Недавно, Джейн, – только недавно, – начал я видеть и узнавать в своей судьбе перст Божий. Я начал испытывать угрызения совести, раскаяние, желание примириться с моим Творцом. Я иногда молился; это были краткие молитвы, но глубоко искренние.