Маяковский ответил также ловким неологизмом:
— А вы — кобылезы!
Эта перепалка залом была встречена восторженно. Но скандал не получил развития. Перешли на чтение стихов.
Есенин читал последним из имажинистов. Он предложил послушать недавно написанную поэму «Сорокоуст». Но стоило ему в самом начале выступления произнести строки: «Вы, любители песенных блох, // Не хотите ль пососать у мерина?», а затем через три строки «И всыпают вам в толстые задницы // Окровавленный веник зари», в зале раздался свист, взрыв недовольного возмущения. Голос поэта утонул в этом грохоте. Слышны были крики «Долой!»
Успокаивать аудиторию пришлось председательствующему поэту В. Брюсову. Он протягивает руку, прося тишины, и когда свист затих, сказал тихо и убедительно:
— Я надеюсь, что вы мне верите. Я эти стихи знаю. Это лучшие стихи изо всех, что были написаны за последнее время!
Сидящие в зале затихли. Есенин с тем же задором дочитал поэму. А после фраз:
Милый, милый, смешной дуралей,
Ну куда он, куда он гонится?
Неужель он не знает, что живых коней
Победила стальная конница? —
все опять оказались в плену поэтического слова. Поэта зал провожал бурными овациями.
Не могла скрыть своего восторга и Галина. Она сорвалась с места и бросилась на эстраду. «Я до сих пор не знаю, как и почему очутилась там, за кулисами, — вспоминала она. — По словам Яны, я сорвалась и бросилась по лестнице на эстраду, потянув и ее за собой. Опомнилась я уже стоя в узком проходе: за сценой направо в дверь был виден Есенин. «Яна, ройся в своем портфеле, ищи чего-нибудь там» (это чтобы удобнее было стоять). Яна, ошеломленная, выполняет. Вдруг Есенин нагло подлетает вплотную и останавливается около меня. Не знаю отчего, но я почувствовала, что надо дать отпор: чем-то его выходка оскорбила меня и мелькнула мысль: «Как к девке подлетел» — «Извините, ошиблись». И, резко повернувшись, умышленно резким тоном сказала Яне: «Ну, что ты копаешься, пойдем же». С какой физиономией Сергей Александрович остался — не знаю».
Физиономия здесь ни при чем. По дороге домой Галину стала точить мысль, что именно такого она могла бы полюбить, а быть может, уже и полюбила. За таким человеком готова пойти куда угодно. Ведь это и есть тот «принц», которого она давно ждала.
Отчетливо поняла, почему никого не любила до сих пор, прожив уже 23 года.
«Не любила потому, — убеждала сама себя Галина, — что слишком большие требования были (подсознательно), много надо было творческого огня и стихии в человеке, чтобы захватить меня своим романтизмом. А это в первый раз почувствовала в Есенине. В этот же вечер отчетливо поняла — здесь все могу отдать: и принципы (не выходить замуж), и — тело (чего до сих пор не могла даже представить себе), и не только могу, а даже, кажется, хочу этого. Знаю, что сразу же поставила крест на своей мечте о независимости и подчинилась. Тот отпор его наглой выходке был дан так, для фасона… С этого вечера до осени 1922 г. (два года) я засыпала с мыслью о нем и, когда просыпалась, первая мысль была о Сергее Александровиче, так же как в детстве первой мыслью бывает: «Есть ли сегодня солнце?»