Возвращаясь из города на пристань, Галина поймала себя на мысли, что Рязань — не только есенинский город. Вспомнила, что С. Покровский просил навестить жившую в Рязани его сестру. Поделилась об этом с Аней Назаровой: «А странно. В Рязани ведь рос и Сергей Петрович. Я почти не вспомнила об этом. Уже возвращаясь, подумала: а ведь не только Сергей Есенин, а и Сергей Петрович? Он тоже здесь учился ходить, но с ним Рязань мало связана. Правда, я с досадой думала, что вот здесь у его сестры (Сергея Петровича) есть вещь, которая мне обещана, ну, чтобы мне зайти и взять».
Письмо пришлось дописывать вечером этого же дня, когда пароход причалил к пристани Спасска. Бениславская ошиблась. Она запамятовала, что Сергей Есенин учился не в Спасске на Оке, а в Спас-Клепиках, расположенных в глубине Рязанской губернии. Для нее это было не столь важно, для нее название Спасск прочно неотделимо от имени любимого. «Поездка во всем выходит исторической, — писала она Ане Назаровой, — Рязань, Спасск. «Кресты Рязани» (Р. Ивнев). А в Спасске он жил, учился. С какой нежной жадностью я вглядывалась в этот городок. Здесь первые шаги, здесь первый задор быть «знаменитым русским поэтом». Чувствуешь ли? А я первый раз уехала без авторского «Пугачева», без «пресвятой троицы». Сейчас жалею».
Вспоминала в поездке Сергея Покровского. В письме спрашивала Назарову: «Ну, а как он, мой бритый любимый поживает? Повеселел? Спокойнее? Лилии до сих пор цветут, нежные, ласковые. Все на них любуются. Только в моей каюте и есть цветы, моя соседка говорит, чтобы я их все время с собой носила, так мне хорошо с ними — «хоть рисуй». Ну, хватит. А то до Саратова не доеду. А карточку-то над кроватью я не взяла!».
Фотокарточку С. Покровского, подаренную им недавно, Галина повесила над своей кроватью в комнате. По своей инициативе. Письмо закончила традиционно: «Привет всем. Тебя, Янку, Соню и Сережу крепко, крепко целую. Галка». Это еще раз подтверждало, что Сергей Покровский прочно вписался в ее жизнь.
На пароходе пассажиры быстро знакомились. Трудно было не обратить внимания на черноволосую, с удивительными бровями одинокую девушку, которая не стремилась к общению. По этому поводу писала Ане из Самары: «Публика на пароходе поганая (почему, сама не знаю), вероятно, оттого, что мне покою не дают. Хотя это интересно. Видела бы ты, какие неприступные рожи я делаю при всяком даже взгляде на меня. Эти рожи уже мне создали «славу» «серьезной» девушки! Познакомилась только с одним моряком-петроградцем, уж очень жаль его стало — в глупое положение попал — подошел, что-то спросил, а дальше уйти не хочет и вместе с тем дальше ничего придумать не может. Я чуть не лопнула со смеху (а сидела все с той же серьезной миной)».