— Я говорю правду, любимая, и отказываюсь повиноваться тебе и любому, кто будет утверждать, что мы не являемся неотделимой частью друг друга.
Одетта молча смотрела на него, а он вновь стал целовать ее.
Его губы на этот раз были властные и требовательные, как будто утверждали, что она должна всецело подчиняться ему и бежать ей некуда.
Каждая клеточка ее дрожала, но не от страха, а от восторга.
— А теперь ответь на мой вопрос, — вдруг произнес он. — Как скоро ты выйдешь за меня?
— Ты… уверен, абсолютно уверен, что… действительно хочешь… этого?
— Мне потребуется много времени, чтобы ты поверила, возможно, целое столетие, а потому чем скорее мы начнем, тем лучше!
Он говорил улыбаясь, и голос его был ласковым.
Ей почудилось, будто в нем появилась нотка любви, которой она прежде не слышала.
— Я… ведь совсем… не важная особа.
— Ты самая важная в мире особа — для меня, — заметил граф, — и я единственный, для кого это имеет значение.
— Тогда… пожалуйста, — зарделась девушка, — я хочу… выйти за тебя замуж, и это будет самое чудесное… самое совершенное, что когда-либо… случалось со мной.
Граф хотел снова поцеловать ее, но она остановила его, выставив вперед ладони.
— А если вдруг… после того как мы… поженимся, ты… разочаруешься во мне и… будешь стыдиться меня?
— Я никогда не разочаруюсь, — категорически заявил он, — и обещаю гордиться тобой, потому что ты очень красивая и умная, настоящая дочь своего отца.
Одетта облегченно вздохнула и ничего не ответила, потому что его губы вновь прильнули к ее губам.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она шевельнулась в его объятиях.
— Мы должны возвратиться… — пролепетала девушка, — но, пожалуйста… ты ведь никому не расскажешь сегодня о… нас?
— Нет, конечно, нет, этот день принадлежит твоему отцу. Мы не должны отнимать у него день его славы.
— Я хотела, чтобы ты подумал об этом… Ты так и сделал!
Граф улыбнулся.
Она знала почему.
Они стали одинаково думать.
— Невероятно, — сказала Одетта, — что я могла ненавидеть тебя, как моя мама, в течение стольких лет подряд.
— Ненавидеть меня? — изумленно повторил граф. — Но за что? И откуда вы обо мне знали?
Она слегка вскрикнула.
— Я совсем забыла… я совсем забыла, что не сказала тебе… кем была моя мать.
— Мы не имели достаточно времени для разговоров, — усмехнулся граф, — с тех пор, как ты перестала быть французской принцессой и приехала в Оксфорд с одним из самых талантливых людей, которых когда-либо выпускал Крайст Черч.
Одетта не смогла удержаться от смеха.
— Девичья фамилия мамы — Хотон.
— Хотон! — воскликнул граф. — Ты хочешь сказать, что она была моей родственницей?