Если Слоун финансирует психушки деньгами Мики, чего ж не принять воздаяние за это? Зачем ей анонимность?
— Мило, — сказал Док.
— Пойдёмте посмотрим, что снаружи.
Выйдя на территорию, Док сквозь дымку рассмотрел эвкалипты, пешеходные дорожки в колоннадах, неоклассические храмы белого мрамора, фонтаны, питаемые горячими источниками. Всё походило на маскировочные декорации на разрисованном стекле в старых «техниколорных» фильмах. То и дело вдали проплывали зажиточные психи и их прислужники. Как и предполагала тётка Рит, тут шло массированное капитальное благоустройство. Бригады озеленителей перекидывали друг другу и аккуратно ловили высокие изогнутые башни глиняных цветочных горшков. Плотники-каркасники слушали хардкоровый кислотный рок из приёмников своих грузовиков и колотили в такт. Команды мостильщиков лопатами накидывали асфальт, а дорожные катки гладко его укатывали.
Там были и теннисные корты, и плавательные бассейны, и волейбольные площадки. Дзэнский садик, по словам д-ра Трехслоя, перевезли сюда из Киото и воссоздали на месте до мельчайшей белой песчинки и трещинки на камне. Поблизости стоял церемониальный колокол, а рядом Док заметил странную тенистую беседку — будто гравюра на стали из какой-то старой и скорее всего запретной книги; внутри, показалось Доку, монотонно поют.
— Группа передовой терапии, — сказал Трехслой. Он показал Доку потайную винтовую лестницу, и они спустились в некий грот, сырой и тускло освещённый. Температура упала градусов на двадцать. Из влажных коридоров пение неслось громче. Трехслой завёл Дока в звукоизолированное помещение за зеркалами одностороннего видения, и в подземных тенях, зелёных, как слизь в аквариуме, в одной из десятка коленопреклонённых фигур в мантиях Док немедленно признал Дика Харлингена.
Что это ещё за еб-твою-мать?
Оказалось, это здесь не единственное знакомое лицо. У смотрового окна валандался санитар, очевидно, приведший сюда пациентов, — теперь он явно дожидался, когда можно будет отвести их назад. Время он коротал древним, как мир, развлечением: скатывал роликом галстук, с минуту придерживал его подбородком, а потом отпускал, и галстук разворачивался сам. Веселье не на один час. Док не обращал внимания на сам галстук, пока не понаблюдал некоторое время за этим развлечением, а затем либо подумал: «Срань господня!» — либо заверещал то же самое вслух, сразу он толком и не понял, что именно сделал, потому что на этой горилле был один из собственных, расписанных вручную особых галстуков Мики Волкманна — вообще-то в