— Ой господи, — сказал Док, — это же вы, правда?
Слоун отделалась тем, что полунасупилась-полуухмыльнулась — такую гримаску Док подмечал у мелких и бывших звёзд индустрии развлечений, упирающих на скромность.
— Моя жуткая юность. Я из печально известных хористок Вегаса, работала там в казино. На сцене в те дни, под прожекторами, с ресницами и в гриме мы все довольно-таки смахивали друг на друга, но Майкл — в таких делах, считайте, знаток, как я впоследствии узнала, — сказал, что приметил меня, едва я вышла, а потом прямо-таки не сводил с меня глаз. Романтично, верно, да, разумеется, неожиданно — мы потом оба и опомниться не успели, как очутились в Церквушке Запада, а у меня на пальце — вот что, — сверкнув гигантским овальным бриллиантом где-то в двойных цифрах того, что касается каратов.
Историю она рассказывала сотни раз, но это ничего.
— Симпатичный камешек, — заметил Док.
Как актриса, дошедшая до метки, она сделала паузу под высящимся портретом Мики Волкманна — хозяин изображался с отсутствующим взглядом, словно озирал всю Лос-Анджелесскую равнину до самых дальних её окраин, выискивал участки под застройку. Слоун развернулась к Доку и светски улыбнулась:
— Ну вот мы и пришли.
Док отметил нечто вроде псевдокаменного резного фриза над портретом, гласившего: «Как только вгонишь первый кол, тебя никто не остановит. — Роберт Мозес».
— Великий американец, Майкл черпал в нём вдохновение, — сказала Слоун. — Это всегда было у него девизом.
— Я думал, это Ван Хельсинг сказал.
Она обнаружила точку аккурат внутри льстивого слияния света и в ней остановилась, похожая на какую-нибудь контрактную звезду эпохи великих киностудий, — того и гляди разразится прочувствованной речью перед актёром подешевле. Док попробовал не озираться слишком уж очевидно, не искать, откуда падает этот свет, но она заметила, как сверкнули белки его глаз.
— Вам нравится освещение? Нам его много лет назад поставил Джимми Вонг Хау.
— Главный оператор «Тела и души», нет? Не говоря про «Меня превратили в преступника», «Лишь пыль мне суждена», «Дети субботы»…
— Это, — недоумённо, — же все… фильмы с Джоном Гарфилдом.
— Ну… и?
— Джимми и других актёров снимал.
— Не сомневаюсь… о, и ещё «Из тумана», где Джон Гарфилд — такой злобный гангстер…
— Вообще-то мне в той картине больше помнится, как Джимми освещал Айду Люпино, — из-за чего, если вдуматься, я скорее и согласилась на покупку этого дома. Джимми очень был неравнодушен к зрелищным бликам — весь этот пот у боксёров, этот хром, драгоценности, блёстки и так далее… но в его работах ещё и духовности столько — посмотрите только на крупные планы Айды Люпино — эти глаза! — там же не отражения софитов с жёстким контуром, там свечение, такая чистота, словно исходит изнутри… Прошу прощения, это то, что мне кажется?