— Была безобразна и зла.
Лампрехт, очевидно, бросил это замечание лишь для того, чтобы разговор не переходил на личную почву. Теща еще раз неодобрительно покачала головой.
— Я никогда не позволила бы себе подобных выражений; преимущество высокого происхождения украшает и примиряет; впрочем, тут, как я уже сказала, громадная разница; герцог не был связан никаким обещанием; он был совершенно свободен и имел полное право вступить во второй брак. — С этими словами она снова откинулась на спинку кресла, изящным движением поправила кружево своей наколки, сложила руки на коленях и устремила на них глубокомысленный взгляд. — Ты вообще не можешь разрешать подобные дилеммы, дорогой Балдуин; Фанни была твоей первой и единственной любовью, и мы с радостью выдали за тебя нашу дочь. Когда ты был помолвлен с ней, то твои родители проливали слезы радости и называли тебя своей гордостью, потому что ты направил склонность своего сердца вверх, а не вниз, куда часто влекут злополучные заблуждения юности, — старушка прервала себя глубоким вздохом и устремила озабоченный взор вдаль. — Видит Бог, какой заботливой и добросовестной матерью я постоянно была, — наверно не меньше, чем твои родители, и должно же как раз случиться со мной, что мой сын впал в такое заблуждение! Герберт в последнее время доставляет мне невыразимое огорчение.
— Как? Ваш примерный сын, мамаша! — воскликнул Лампрехт.
Во время длинной речи тещи он, опустив голову, ходил по комнате, машинально наступал на рассеянные по ковру букеты роз; теперь он остановился у противоположной стены комнаты и насмешливо-вопросительно посмотрел через плечо.
— Гм… — кашлянула советница, довольно воинственно выпрямляя свою маленькую фигурку, — он еще остается им во многих отношениях, он наметил себе великую цель…
— Да, да, я только что как раз говорил об этом внизу, во дворе. Он когда-нибудь будет подниматься и подниматься, и поднимется выше всех.
— Ты порицаешь это?
— Нет, помилуй Бог, поскольку у него есть данные для этого. Но как много людей изменяет своим настоящим взглядам, льстит и лебезит перед власть имущими до тех пор, пока они из низких подлиз с посредственными головами не становятся влиятельными людьми!
— Ты форменным образом клеймишь верную преданность и самопожертвование! — рассердилась старая дама. — Но я спрашиваю тебя, хватило ли бы у тебя дерзновенной смелости выступить против направления, данного чему-нибудь свыше? Я прекрасно знаю, что ты охотнее всякого другого следуешь приглашению, исходящему из высших кругов, и не могу припомнить, чтобы когда-нибудь слышала из твоих уст какое-либо возражение против господствующих там мнений.