Листва на липах у ткацкой уже успела принять темный оттенок, а на блестящей поверхности бассейна уже плавали первые пожелтевшие, осыпавшиеся листочки, когда маленькую больную в первый раз выпустили на воздух. Многое изменилось в течение минувшего времени; самым странным было то, что папа жил наверху, в таинственных комнатах, где сегодня, после его отъезда, все основательно проветривали. Окна были открыты настежь; сквозь них виднелась чудная живопись потолка в большой столовой в три окна, а в соседней комнате был виден зеленый шелковый балдахин большой кровати. На подоконниках по случаю уборки лежали всевозможные современные предметы — курительные принадлежности, статуэтки, альбомы и целые кипы газет. Лампрехт устроил эти «заклятые» комнаты очень уютно и сообразно своим потребностям.
Девочка задумчиво смотрела наверх; из этой комнаты с чудным расписным потолком выскользнула тогда фигура под вуалем; это была вторая дверь по коридору, из которой показалась изящная туфелька на высоком каблуке. С тех пор как Маргарита была опять здорова, она прекрасно помнила все это, только ничего не говорила из-за досады на то, что никто не отвечал на ее расспросы и рассказы; она не знала, что доктора заявили, что «видение» в коридоре было началом ее нервной болезни. Таким образом, все это происшествие с его несчастными последствиями тщательно замалчивалось; но также не произносилось ни одного слова об отправке «невоспитанной Греты» в институт.
На галерее пакгауза была мертвая тишина, только легкий ветерок пробегал иногда по зеленым ветвям жасмина, раздувая их и шелестя листьями. А в уютной комнате, наполненной ароматом сирени, вероятно, сидела теперь женщина с ласковым лицом и горевала; прекрасной Бланки больше не было; она уехала сегодня утром «вероятно опять на место в далекую землю аглицкую», как рассказывала сегодня Варвара тете Софии. Маленькая Маргарита проснулась при этих словах от своего утреннего сна и тихонько заплакала, чтобы не слышали тетя и Варвара. В эту минуту, когда Рейнгольд пошел домой за своими кубиками и девочка осталась одна под липами, на дворе появилась старая кухарка; она, держа руку под передником, окидывала настоящим инквизиторским взглядом окна верхнего этажа главного здания.
— Фрейлейн София знает об этом и сказала, чтобы я отдала тебе, Гретхен; только госпоже советнице вовсе не нужно непременно сейчас все видеть, — сказала кухарка. — Когда ты была больна, то эта красивая девушка часто часами караулила меня там, на галерее, и я всегда должна была говорить ей, как твое здоровье. Во двор она ни разу не спустилась за все время, пока была тут; Господи помилуй, еще бы! Твои папа и бабушка — гордые люди и не терпят навязчивости и дерзости. Ну, а сегодня рано-ранешенько, когда я ходила за водой к колодцу, барышня Бланка спустилась во двор уже в шляпе и с дорожной сумкой через плечо, бледная, как смерть, и вся в слезах, потому что уезжала к чужим людям. Она сказала, чтобы я тебе очень-очень кланялась и передала вот это.