— Да, как же! — сухо заметила старушка. — Тетя Элиза могла бы получше смотреть за тобой и не допустить такой выходки!
— Тетя? Ах, бабушка, там дело обстоит не лучше, у нее тоже немногим больше этого! — и Маргарита с лукавой улыбкой вытянула один из своих локонов.
— Ну, и хорошую же жизнь вы вели во время своих ученых поездок, нечего сказать! — с негодованием воскликнула бабушка, нервно собирая в одну кучку крошки на скатерти. — Как моя сестра может принимать участие в занятиях своего мужа и подчиняться им, — мне совершенно непонятно. Где же тогда права жены и положение в обществе? Посмотри только на девочку, Балдуин! Пройдут целые годы, пока она снова станет презентабельной. Спрашивается, Грета, как ты приколешь к этой копне цветок, не говоря уже о драгоценностях? Рубиновые звезды, например, которые так шли твоей матери…
— А, «красные камни», которыми украшена прическа Прекрасной Доры в красной гостиной? — с живостью перебила ее Маргарита.
— Да, Гретель, те самые, — вместо бабушки подтвердил коммерции советник, до сих пор молчавший. Он совершенно побледнел, но его глаза засверкали, а пальцы так крепко обхватили стакан с шампанским, словно хотели раздавить его на мелкие кусочки. — Я тебя горячо люблю, дитя мое, и дам тебе все, что хочешь, но только рубиновые звезды выбрось из головы; пока я жив, они не будут украшать ни одной женщины!
— Я вполне понимаю тебя, милый, милый Балдуин, — произнесла советница сочувственным тоном, — ты слишком любил Фанни!
По лицу Лампрехта скользнула горькая улыбка; он поднял свои широкие плечи, как бы желая стряхнуть с себя необъяснимую внутреннюю досаду, со звоном поставил стакан на стол и с шумом вышел в другую комнату.
— Несчастный человек! — вполголоса произнесла советница. — Я вне себя от своей неловкости; мне не следовало касаться этой никогда не заживающей раны! И как раз сегодня он был так весел: я бы сказала: так «гордо счастлив». Впервые после многих лет я видела его улыбающимся. Ах, да, но это были действительно чудно-прекрасные часы, незабвенные, доставляющие такое счастье! Лишь одно несколько раз заставляло меня холодеть от страха: милая София подавала слишком медленно. Моему зятю придется в таких случаях нанимать специальную прислугу…
— Сохрани Бог, бабушка, сколько же это будет стоить?! — запротестовал Рейнгольд, — у нас существует определенный бюджет, и его ни в каком случае нельзя превышать; Франц должен только быстрее шевелить своими ленивыми ногами.
Бабушка замолчала, так как никогда прямо не противоречила внуку.
— Было еще одно опасение, которое возникло у меня во время обеда, милейшая София! — через плечо сказала она после небольшой паузы, — было очень грубое меню, слишком мещанское для наших высоких гостей, ростбиф также оставлял желать лучшего.