— Пусть бог меня простит, сын мой, но сегодня впервые я не почувствовал воскресшего Христа.
Манольос примерял вырезанную им деревянную маску к своему лицу, чтобы проверить, хорошо ли она держится. Однажды Никольос застал его с маской на лице и начал громко смеяться.
— Манольос, ты впадаешь в детство, мне кажется, ты играешь с этой маской, вот и все!
Манольос улыбнулся.
— Нет, не играю, — сказал он и замолчал.
Никольос уже несколько дней вертелся около Манольоса, хотел с ним поговорить, но слова застревали в горле у пастушонка. Сегодня он наконец решился, подошел, уселся рядом со своим хозяином, наклонился, посмотрел на вырезанную деревянную маску, но мысли его блуждали далеко. Наконец он толкнул коленом Манольоса.
— Манольос, эй, Манольос! — позвал он громко, словно тот находился на противоположной горе и нужно было кричать.
— Говори, Никольос, но не кричи, говори тихо, я слышу.
— Я тебе скажу кое-что, только ты не сердись, слышишь?
— Не буду сердиться, Никольос, говори и не толкай меня коленом, — больно.
— Я женюсь на Леньо! — крикнул Никольос и крепко сжал свой тяжелый пастушеский посох, готовясь убить Манольоса, если тот кинется на него.
Манольос улыбнулся.
— Я знаю, — сказал он.
Никольос вытаращил глаза.
— Ты знаешь? — спросил он. — Ты это знаешь и не бросаешься на меня? Я бы, клянусь хлебом, которым питаюсь, я бы убил тебя!
— Я поздравляю вас обоих; будьте здоровы, счастливы, живите до старости, плодите детей, чтобы выросли они хорошими людьми.
— Это как-то не укладывается у меня в голове, — пробормотал Никольос задумчиво. — Ты не убьешь меня?
Манольос протянул руку и обнял пастушонка.
— Да неужели же ты меня не убьешь? — снова повторил Никольос с беспокойством.
— Нет, нет, дорогой Никольос, я не убью тебя, — сказал Манольос и снова улыбнулся.
Никольос вдруг испуганно вскочил, взглянув на Манольоса, который опять занялся своей маской.
«Он болен, несчастный, винтик какой-то у него развинтился, уйду-ка я лучше», — мелькнуло у него в голове. Он отбежал в сторону, сунул пальцы в рот и засвистел; к нему подбежали овчарки, подошли овцы. Никольос снова находился среди знакомых ему животных, к которым он привык; те его тоже знали. Он успокоился…
На минуту в мыслях Манольоса промелькнула Леньо — полненькая, мягкая, задорная, как две капли воды похожая на Никольоса. Положив на колени маску, он задумался.
«Желаю им всего доброго, — прошептал он. — Они пошли по той дороге, которую указал бог на земле людям. Я же хочу пойти по иному пути — без жены, без детей, без радости; я отказываюсь от мира сего, отряхаю со своих ног прах земной… Прав ли я? Христос был прав, но он бог. И не будет ли это высокомерием, если человек захочет пойти по стопам бога?»