— Чтоб не было, говоришь, богатых! Но если богатых не будет, кто же будет давать милостыню бедным? Об этом ты подумал? У кого же будет работать твоя тетка Мандаленья? У кого будет служить твоя милость?
Он разозлился еще больше.
— Грязные, вшивые бездельники, — кричал он, — у вас нет ни пяди земли, а кричите: «Мы братья!» А почему? Чтобы мы делились с вами по-братски, чтобы вы получили половину нашей земли… Кто вбил тебе в голову эту чепуху, негодяй?
— Христос! — ответил Манольос.
— Дурак ты, вот что! Какой там Христос? Это ваш Христос, а не мой! Вы сотворили по своему подобию большевистского Христа — голодного, грязного бунтовщика, вложили ему в уста нужные вам слова, а теперь поднимаете его, как хоругвь, и вопите: «У нас у всех один и тот же отец, поэтому давайте разделим собственность! Все мы братья, поэтому давайте сообща есть жареного поросенка!» Э, нет, не видать вам его!
Он выбросил сигарету в окно, плюнул во двор, подошел к Манольосу и снова схватил его за ворот.
— Убирайся немедленно из моего дома! — крикнул он ему. — Сегодня же, сейчас же! Ступай к этим оборванцам, к твоим братьям, — делите чесотку, вшей и царствие небесное!
В то время как он произносил эти слова, открылась дверь и вошел дородный, похожий на архимандрита, поп Григорис.
— Архонт, — сказал он, — извини меня, я опоздал, потому что Марьори нездорова.
Он повернулся, увидел Манольоса и нахмурился.
— Отче, дорогой, — сказал старик Патриархеас, — тут мир рушится, все перевернулось вверх дном! Видишь, вот Манольос собирается поджечь весь мир. Такое же знамя поднял и мой ненаглядный сын — сегодня утром он объявил мне: «Я ухожу из твоего дома, оставляю тебя, старик Патриархеас, — я выбираю путь Христа». Как будто я шел по пути антихриста! Светопреставление! Я рад, что ты здесь, отче, мы наведем порядок.
Поп Григорис поднял руку, указывая на Манольоса.
— Он виноват! — сказал поп. — Он разжигает село, он забивает головы людей нелепыми притязаниями! Что плел ты на празднике, бездельник! Ноги замахнулись на голову!
— Я повторял Христовы слова, — ответил Манольос. — Чтобы люди помогали бедным: у кого две рубашки, пусть одну отдаст — ведь все мы братья! Больше ничего.
Поп Григорис задыхался от гнева, но считал унизительным для себя вести беседу с каким-то батраком. Он обратился к старику архонту:
— Это опасный человек! Во что бы то ни стало ты должен его прогнать! Мы должны выгнать его из села, чтобы он не распространял заразы! Он свел с ума и твоего сына! Влияние его растет, когда-нибудь он съест и нас. Гнать его! Он не пастух и не овца — он волк!