— Они нарушили свою клятву, — говорил он. — Бог их накажет! Я одолел попа Григориса, я доволен.
— Тебе больно, отче? — спросил его Манольос.
— Конечно, больно, Манольос, но, повторяю, я очень доволен. Бог известил нас о своем решении, мы победили!
На дворе послышались радостные голоса. Лукас с двумя товарищами пробрался в горящие дома, и, пока женщины носили воду и тушили пожар, трое саракинцев успели стащить трех заколотых кабанов, висевших на крюках. С радостными криками принесли они их к дому Патриархеаса.
— Разведите костры, женщины! — кричали они. — Дров у нас достаточно. Откройте кладовую, возьмите муку, пеките хлеб, жарьте мясо, потому что все проголодались.
— Сейчас пост, и нельзя есть даже оливковое масло! — запротестовала какая-то старуха. — Бога вы не боитесь!
— Давайте спросим у священника, — предложил Лукас.
— Я беру этот грех на себя, ешьте, — ответил отец Фотис.
Подошел Яннакос, весь в саже и в масле.
— Я отомстил, братья! — крикнул он. — Моя душа удовлетворена! Этот скряга погубил многих вдов и сирот, а теперь я погубил его!
Раздался стук в дверь, и послышался голос Костандиса:
— Откройте, откройте, братья! Учитель убит!
Женщины побежали открыть дверь. В дом вошли Костандис, Димитрос и Андонис. Они несли на руках убитого. Из разбитой головы учителя вытекал мозг. Остекленевшие глаза были открыты, нижняя челюсть совершенно изуродована.
— Мы нашли его в канаве, — сказал Костандис. — Оба села прошли по нему.
Все наклонились над учителем и по очереди целовали его.
— Он стал между нами и хотел нас помирить, а мы его убили… — сказал Манольос, вытирая глаза.
Лежа на своей мягкой постели, ага прислушивался к выстрелам, курил трубку и ласкал Ибрагимчика. Но турчонок почуял запах пороха, кровь у него взыграла, он брыкался, хотел выбежать на улицу и тоже стрелять. Но ага крепко держал его за ногу и не разрешал уйти.
— Успокойся, Ибрагимчик! Пусть греки дерутся между собой и убивают друг друга. Нет погибели на эту расу, будь она проклята! Сколько лет, из поколения в поколение, мы пытаемся ее уничтожить! И чего мы добились? Ничего! Одного уничтожишь, а десять вырастают на его месте. Если они сами не перебьют друг друга, — слушай, что я тебе говорю! — они не исчезнут. Вот поэтому я их и не трогаю — пусть убивают друг друга. А когда они окончательно повыкалывают друг другу глаза, тогда я сяду на свою лошадь и поеду наводить порядок. Ты понял? Я это говорю, чтоб ты знал, как надо обращаться с греками. Может быть, и ты удостоишься когда-нибудь быть агой в греческом селе.
— Разреши мне убить нескольких греков! — кричал разгоряченный турчонок. — У меня руки чешутся.