— Я большевик, дорогой ага, — сказал Манольос: — Я опасен для ваших властей если бы я мог, я бы их уничтожил!
— Ну, говори еще, говори! Клянусь моей верой! Распали меня, чтобы я пришел в ярость!
— Бесчестен этот мир, дорогой ага, несправедлив, ничтожен! Самые лучшие люди голодают и терпят несправедливости, самые плохие пьют, едят и правят — без веры, без стыда, без любви. Несправедливость не может больше править! Я выйду на дороги, стану на площадях, поднимусь на крыши и закричу: идите сюда все голодные, все обиженные и все честные! Давайте объединимся и раздуем пожар, чтоб очистить землю от архимандритов, от господ, от аги.
— Говори еще, Манольос, говори, у тебя хорошо получается, я начинаю злиться.
— Я бы хотел, дорогой ага, быть таким сильным, чтобы объявить революцию во всем мире. Поднять всех людей — белых, черных, желтых, чтоб мы стали одной могучей армией голодных, чтоб мы вошли в большие прогнившие города, погрязшие в грехах и преступлениях, чтоб мы проникли в серали Константинополя и подожгли их! Но я скромный, слабый человек, батрак в селе, затерянном в глубине Анатолии, и мой голос не может быть слышен дальше Ликовриси и Саракины. Поэтому я стою между ними и проповедую: поднимайтесь, братья, вооружайтесь, дети мои! До каких пор мы будем рабами? До каких пор мы будем склонять свои шеи и кричать: «Зарежь меня, ага, чтоб я стал святым!» Вперед! Настало время! Свобода или смерть! Наши права не отдают нам добром, мы завоюем их силой! Объединяйтесь в одно войско и идите на зажиревших и потерявших совесть богачей этого села! Убивайте всех, кто будет сопротивляться! Подожгите дом скряги Ладаса! Богатый дом Патриархеаса — ваш! Войдите туда и укрепитесь там! И когда вы пустите корни и наберетесь сил, поднимайтесь и бейте агу, чтоб он убирался с греческих земель! Гоните тирана вплоть до Красной Яблони и дальше…
Но Манольос не успел закончить. Ага в бешенстве вскочил на ноги, схватил Манольоса за горло и начал душить его. Потом швырнул его на пол, открыл дверь и сильным ударом ноги столкнул с лестницы. Затем спустился сам, снова схватил его за горло, отбросил в другой конец двора и открыл ворота.
Народ ринулся к воротам, но сразу же остановился в испуге. Ага, весь желтый, с пеной у рта, держал Манольоса за горло, а за ним стоял Панайотарос с синим распухшим лицом, смеялся и делал руками знак толпе — дескать, подходите. Первым бросился вперед поп Григорис и остановился перед агой, вытянув вперед руки, готовый схватить Манольоса. Послышался хриплый, задыхающийся от гнева голос аги.