И тут начался беспредел. Обыски в квартире, перевернутая мебель, разбросанные вещи, регулярные ночные звонки с предупреждениями о том, что если заявление не будет отозвано, может быть еще хуже. Ни Димка, ни его семья до этого случая не представляли себе, что такое наши следственные органы. И осознали они это, ясно и окончательно, только после того, как Димкиному брату подбросили наркотики и завели уголовное дело, а мать после этого отвезли в больницу с инфарктом.
Я встретился с нашим звукорежиссером лишь спустя две недели после всего этого кошмара. Раньше не получалось, поскольку он боялся подходить к телефону и подвергать опасности общения с собой других людей. Я увидел совершенно бледного, озирающегося по сторонам, затравленного человека. Тех, кто должен защищать его права и кто получает за это его же деньги, Дмитрий просил уже только об одном: закрыть все дела и оставить его и его семью в покое.
Я знаю как минимум троих человек, которые столкнулись с вопиющим произволом российских правоохранительных органов. По их мнению, наша милиция (не вся, разумеется, но некоторая ее часть) — это узаконенная банда. Каждый из нас вправе соглашаться или не соглашаться с такой оценкой. Но я с большой степенью уверенности могу предполагать, что отвратительные примеры беззакония со стороны тех, кто в первую очередь обязан следить за соблюдением закона, возникли не вдруг. В данном случае нельзя не заметить прямой связи с тем, что на протяжении почти двадцати лет происходит у нас на самом верху. Там создана система, которая не предполагает честного благополучия. Если закон не соблюдается там, то почему он должен соблюдаться ниже? И если там безнаказанно присваивают миллиарды, то почему обычный следователь не может взять миллионы? Дележ наших денег продолжается на всех ступенях государственного устройства. Все в этой цепочке с денег начинается и деньгами заканчивается. Разница только в суммах. Грустно. И пока бесперспективно. И дальше, разбираясь в сугубо экономических проблемах, мы попробуем понять, почему такие правила жизни стали в нашей стране нормой. Почему иначе, сколько мы ни бьемся, не получается.
А что касается этого районного бандита-следователя, то он не боялся, да и сейчас, в отличие от нас, не боится вообще ничего. Ему наплевать даже на то, что он имеет дело с телевидением. Я предлагал Диме придать дело огласке, объявить мерзавцам войну. Но он был уже категорически против. Страх. За семью, за детей, за брата, за мать.
Как вы понимаете, дальше была уже не работа над фильмом, а вымучивание. Мы делали кино на одном упрямстве. Назло всему этому беспределу. Что в итоге получилось — судить вам.