— Какая такая монахиня? — Керью остановился как вкопанный.
Дышалось с трудом, будто ударили прямо в солнечное сплетение.
— Понятия не имею почему, но она была уверена: я знаю, где ты. Я предложил поискать в доме Констанцы Фабии…
— Но я только что оттуда и не видел никаких монашек! — прокричал Джон, тряся Просперо за плечи. — Как она выглядела?
Слуга боялся поверить в очевидное: она отправилась искать его.
— Как выглядела? Они все одинаковые: черные одежды, черное покрывало. Как монахиня, идиот!
— Да ладно, старик, ты способен на большее! — Англичанин почти оторвал еврея от земли. — Старая? Молодая? Волосы темные или светлые?
Керью вдруг понял, что весь день не мог забыть ее лицо. Вспомнил слова Констанцы: «Горе девушке, которая полюбит тебя!»
— У нее была мушка на скуле? — Джон дотронулся до своей щеки.
— Что? Монашка с мушкой, где это видано! — взвизгнул Просперо. — Теперь ясно, где ты лишился уха! И убери руки, молодой человек!
Мендоза попытался вырваться.
— Ты неправильно понял, — отпустив его, тихо произнес Керью. — Прости. Чего она хотела?
— Откуда мне знать? — презрительно заявил ювелир, пожав плечами. — Монашка сказала, ее зовут Евфемия. И никакой мушки на щеке у нее не было.
Мендоза сердито взглянул на юношу.
Они собирались свернуть на маленькую кампо, но Просперо схватил Джона за рукав.
— Постой, англичанин, — прошептал он, — не ходи туда.
К ним медленно приближался мужчина, несмотря на жару одетый в длинный плащ, с тростью в руках. Его лицо скрывала маска с клювом, похожим на вороний. Керью всегда считал этих птиц предвестницами несчастий.
Он собирался повернуть на площадь, но Просперо держал крепко.
— Да что с тобой? — прошептал старик. — Жить надоело? Ты разве не знаешь, что этот врач лечит больных чумой? — Он указал на зловещую фигуру в маске. Зараза все-таки добралась до города, не зря люди шептались! — Голос Мендозы дрогнул от ужаса. — Идти в ту сторону — чистое безумие!
— Но мне надо забрать вещи.
— Забудь. Не ходи туда.
— Корабль скоро отплывает. Зайду всего на пару минут.
— Тогда скорее! Покажу другую дорогу, безопаснее, — вздохнул еврей.
Не говоря ни слова, они быстро зашагали в другом направлении, и теперь Керью удивлялся проворности Просперо.
На узких улочках не было ни души, многие дома казались заброшенными, в нищих лачугах захлопнули деревянные ставни, будто это могло спасти от испарений. Страх, как пот, покрывал кожу липким слоем.
Неподалеку раздался скорбный звон колокола, призывавший к заупокойной мессе. Мужчины еще раз свернули и вышли на кампо побольше. В центре стояла церковь (скромный, лишенный украшений фасад), но площадь выглядела заброшенной. На мостовой между булыжниками пробивалась трава.