Вежливость ему ничего бы не стоила, но теперь он не был готов снизойти даже до этого. Будь она все такая же придавленная, неуверенная в себе, какой Норман ее помнил, возможно, ему удалось бы изобразить некое подобие учтивости. А эта самонадеянная особа с дерзким блеском в глазах ничего от него не дождется.
После похорон, когда он убедится, что она не собирается пренебрегать своими новыми обязанностями, Алисия Робинсон вольна жить, как считает нужным.
Ее прежняя комната… Алисия с отвращением огляделась. Она всегда ненавидела эти нелепые веселенькие обои с розовыми цветочками, которые выбрала для спальни дочери Филлис. Всюду рюшки, оборки, а изящная мебель со светлой обивкой, того и гляди, развалится на части, стоит к ней лишь прикоснуться. Алисия здесь всегда чувствовала себя как слон в посудной лавке, но, запуганная и робкая, не смела возражать, опасаясь вызвать гнев матери, которая и так злилась на дочь уже за одно ее существование.
Будь в Нормане хоть немного чуткости, он попросил бы миссис Фирс постелить ей в одной из комнат для гостей.
Слава богу, что предстоит провести в этой спальне — свидетельнице ее унижения и душевных мук — в худшем случае пару ночей. И еще раз слава богу за то, что она не видит в ящиках и шкафах вещей, которые оставила, в спешке покидая Мэлверн. Должно быть, миссис Фирс убрала их по распоряжению матери.
Алисия швырнула портплед на розовое покрывало с оборками и, остановившись перед зеркалом, провела ладонями по растрепанным волосам.
«Серая мышка» осталась в прошлом. После тяжелой душевной травмы, когда она потеряла все — Нормана, ребенка, мать, право появляться в поместье, — ее волосы отрасли, просто потому что она не давала себе труда подрезать их. А подростковая упитанность исчезла, поскольку она, утратив аппетит, стала есть как птичка.
Еще раз смерив взглядом свое отражение, она решила, что готова к ужину. Норману придется принять ее такой, какая она есть. Филлис всегда заставляла домочадцев переодеваться к столу. Алисия прекрасно помнила, с каким унынием расставалась с повседневными балахонами, скрывавшими многочисленные изъяны ее фигуры, и облачалась в ненавистные рюшки с воланами, которые мать считала наиболее подходящими для юной девушки.
Не исключено, что Филлис специально подбирала ужасные вычурные платья, в которых дочь смотрелась чучелом, являя разительный контраст ее собственной элегантной женственности.
Ну и что? Теперь ее это не задевает. Зачем накручивать себя? Филлис в могиле, и прошлое похоронено.
Мэлверн навевает слишком много тревожных воспоминаний, и, если Норман не лжет относительно завещания, она избавится от поместья сразу же, как только вступит в законные права наследницы…