Так оно наверняка и было – до вчерашнего дня. Теперь на месте половины домов виднелись развалины. Дерево в горах – материал дорогой, здесь в основном строят из камня, но даже в каменном доме находится удивительно много всего, способного гореть. Других жилищ огонь вроде бы не коснулся, однако от этого они выглядели не лучше. Двери, сорванные с петель, домашний скарб, раскиданный по дворам…
И тела. Неподвижные тела стариков и малолетних ребятишек, которых сборщики ледяных гроздьев, по обыкновению, безбоязненно оставили дома.
Их было необыкновенно отчётливо видно с дороги. Прозрачный горный воздух делает далёкое близким: на самом деле ещё идти и идти, а кажется – только протянуть руку.
Горцы, вышедшие из-за поворота, словно споткнулись, замерли и потрясённо умолкли, не в силах поверить увиденному.
В полуверсте над ними, у основания Гнилого Зуба, стоял Волкодав. И тоже смотрел на деревню.
Живой удалось обнаружить только одну старуху. Простоволосая, растерзанная, с залитым кровью лицом, несчастная бабка ползала вдоль забора, билась лбом оземь, всхлипывала и без конца бормотала:
– К роднику, к роднику, беги к роднику…
Поначалу Кинап решил, что его мать лишилась рассудка, но душа виноградаря была уже невосприимчива к этой новой боли. Он только что вытащил из-под рухнувшей кровли тело отца. Седая голова старика была сплющена в лепёшку, лицо стало неузнаваемым. Сын увидел лишь знакомую одежду и руку, плохо сросшуюся в запястье. То, что у матери с мясом вырвали из ушей серьги, выглядело наименьшим из несчастий.
Люди растерянно метались туда и сюда, плакали, пытались найти кто родителей, кто внука. Женщина голыми руками разбрасывала головни, под которыми виднелись тонкие косточки. Она выла, как собака на кладбище. Её муж, с белым застывшим лицом, силился приподнять заваленное землёй и камнями бревно. Волкодав с Иригойеном катили тележку, самую большую, какую смогли найти. Укладывали на одрину[4] одно тело за другим и свозили на деревенскую площадь.
– Матерь Луна, – тихо повторял Иригойен. – Матерь Луна…
Ещё старик. Половину лица и левую руку до костей обглодал огонь. Девочка, так и не достигшая возраста, в котором юные соплеменницы Волкодава начинали дарить бусы парням. Какой-то урлак схватил её за волосы и безжалостно швырнул наземь. Беременная красавица, найденная за ворохом переломанных корзин. Нежное лицо ещё хранило выражение детской обиды. Она просилась собирать виноград, но муж и свёкор оставили её дома, сочтя, что пеший переход по горной дороге мог ей навредить. К её ладоням прилипла мука: женщина месила тесто. Сгружая очередное тело, Волкодав заметил, как кто-то принёс из развалин кошку, задохнувшуюся в дыму, и устроил неподвижный клубочек под рукой мёртвой хозяйки.