— Ты не веришь, но я тебе докажу.
— Предвидения не существует, Камилла. Иначе все было бы слишком просто.
— На свете живут люди, наделенные знанием, посвященные, — они способны направлять нас.
— Лично я предпочитаю не знать.
Через несколько дней Камилла сообщила, что некая неожиданная помеха мешает составлению моей темы. Пролетев расстояние в миллион километров, комета Холмса вынырнула из глубин космоса между созвездиями Рак и Телец. Пока эта блестящая точка с веерообразным хвостом будет оставаться в пределах видимости, некоторым людям не избежать потрясений в жизни.
— Она говорит, что комета сводит вместе влюбленных.
— Как ты можешь верить в подобные небылицы, Камилла!
— Она сказала, это коснется и тебя.
— Мы с тобой не терялись. Твоя ясновидящая, случайно, не знает, сдадим мы экзамены или нет?
— Она определяет траектории, а не отрезки пути. Скоро ты получишь подтверждение.
Убежденность Камиллы, ее энтузиазм заставили меня изменить мнение. Картезианцы — скучные люди. Красотой наделена только фантазия.
* * *
Мы почти никогда не виделись по воскресеньям. У нее были обязательства по отношению к семье, которыми она не могла манкировать, а на все мои вопросы отвечала одно и то же:
— Не спрашивай почему! Если бы я могла, мы бы виделись! Но я не могу!
Во второй половине дня я шел в «Бальто». В клубе все время появлялись новые лица — из СССР, Югославии и Румынии. Новички говорили с уморительным акцентом — каждый со своим, особым, — носили старомодную одежду, к их лицам навечно приклеилось выражение тревожной недоверчивости. Всем им, как когда-то старожилам клуба, приходилось вступать в неравный бой с чиновниками, собирать бумаги и справки, доказывать, что с родины они уехали в пожарном порядке, чтобы избежать ареста и тюрьмы. Их опекали, подкармливали, пускали переночевать, связывали с изготовителями «настоящих» фальшивых документов. Стоили бумаги дорого, и вновь прибывшие не гнушались никакой работы: мыли посуду в ресторанах, таскали тяжести на стройках. Многие перебирались в Канаду, которая была куда добрее к иммигрантам, чем Франция. В воскресенье в клубе всегда был аншлаг, всех желающих зал вместить не мог, и постепенно шахматисты оккупировали ресторан. Правило говорить только по-французски больше не действовало, в «Бальто» теперь звучали почти все европейские языки. Люди, долго жившие под властью страха, привыкшие говорить шепотом, давали выход энергии и так шумели, что клиенты папаши Маркюзо и те, кто привык к тишине и покою, с ностальгической грустью вспоминали золотое времечко, когда членов клуба можно было пересчитать по пальцам.