поскорее уйти.
Не сводя с Денни глаз, я увидела, как он помахал ключами и вздернул подбородок. Он
явно поймал взгляд Келлана и показывал, что мы идем домой. Я же настолько погрузилась в
грезы, что забыла проследить, кому он сигналил. Мне все еще не было ясно, кто из них
Келлан. Я окинула взглядом сцену, но никто из четверки не смотрел на нас.
По пути к выходу я спросила:
– Кто из них Келлан?
– Мм? А, я же не сказал! – Он кивнул на группу. – Певец.
В груди у меня екнуло. Иначе и быть не могло. Я остановилась, оглянулась, и Денни
тоже притормозил, смотря на музыкантов. Пока мы шли к двери, песня сменилась. Звучал
медляк, и голос Келлана стал тише, нежнее и сексуальнее, хотя казалось, что дальше уже
некуда. Но я замерла и прислушалась не поэтому.
Дело было в словах. Они были красивы, даже потрясающи – поэтическое выражение
любви и утраты, беззащитности и самой смерти. Они рассказывали о ком-то покинутом, кого
хотелось помянуть добрым словом, – о том, по кому стоит тосковать. Пустые девчонки,
число которых удвоилось, продолжали взывать к певцу в поисках его внимания. Они как
будто даже не уловили изменения музыкального настроя. Но Келлан стал совсем другим.
Теперь он сжимал микрофон обеими руками и смотрел поверх толпы расфокусированным
взглядом, весь захваченный музыкой. Он потерялся в словах, и те, казалось, рвались из
сокровенных глубин его души. Если предыдущая песня была забавной безделицей, то эта
представала личной. Она явно что-то значила для него. Мое дыхание пресеклось.
– Ух ты, – наконец вздохнула я. – Он удивительный.
Денни кивнул в сторону сцены:
– Да, в этом он всегда был мастер. У него даже в школе была приличная группа.
Внезапно мне захотелось задержаться там на всю ночь, но Денни устал не меньше
моего, а то и больше, ведь вел машину в основном он.
– Пойдем домой. – Я улыбнулась ему, упиваясь звучанием этих слов.
Он взял меня за руку и потянул за собой сквозь оставшуюся часть толпы. На выходе я
в последний раз оглянулась на Келлана. Удивительно, но его безупречное лицо было
обращено прямо ко мне, и я чуть вздрогнула. Песня все лилась из его уст, и я вновь
пожалела, что не останусь до конца.
Он разительно переменился по сравнению с моментом, когда я его заметила. На
поверхностный взгляд он показался лишь исключительно чувственным. Все в нем кричало:
«Я возьму тебя прямо здесь и сейчас и заставлю забыть собственное имя». Но теперь в нем
открылась глубина, даже душевность. Может быть, первое впечатление было ошибочным и