— Супружеская пара, — говорил трубка голосом всенародно любимого режиссера, — я думаю: Гундарева — Калягин. По-моему, это будет хорошо… Как вы считаете?
Я не заставил себя уговаривать. Я согласился на то, чтобы роли в моей пьесе играли Гундарева и Калягин… Я был удивительно покладистым в то утро.
— А старушку сыграет Ахеджакова, — продолжал Рязанов. — Вы ничего не имеете против Ахеджаковой?
Я не был против и Ахеджаковой! Моя толерантность вообще не знала пределов.
Рязанов продолжал фантазировать еще минут десять. К концу разговора фильм, в сущности, был уже готов, оставалось его снять за двенадцать съемочных дней с гениальными актерами…
— Да, — сказал классик уже на выходе из разговора, — и последнее: у вас есть пятьсот тысяч долларов?
— Что? — не понял я.
— Пятьсот тысяч долларов, — просто повторил Рязанов. — Это смета.
Пятисот тысяч долларов у меня не было.
— Странно, — удивился Рязанов. — Вы же на телевидении работаете…
— Да.
— И у вас нету полмиллиона долларов?
Мне стало стыдно.
— Ну хорошо… — смилостивился классик. — Виктор, давайте договоримся так: как только у вас будет полмиллиона — дайте мне знать. Мы снимем замечательное кино!
Этот утренний разговор случился почти двадцать лет назад.
Эльдар Александрович! Я коплю помаленьку.
В начале семидесятых молодой Константин Райкин снялся в фильме у режиссера Самсона Самсонова. Через несколько лет случай свел их посреди Москвы.
Самсонов стоял в предбаннике гастронома «Смоленский», пережидая внезапный дождь. Он был небрит, и вообще вид у режиссера был, что называется, усталый… Не товарный.
— А, Костя! Привет.
Райкин тоже поздоровался, спросил, как дела.
— Дела отлично, — мрачно ответил Самсонов. — Снимаю новое кино. Антониони — слышал такую фамилию?
Костя слышал.
— Вот, с ним и снимаю.
Самсонов помолчал, глядя в ливень, и продолжил жизнеописание.
— Женился, — сказал он. И чуть погодя, дополнительно помрачнев, уточнил: — На Клаудии Кардинале.
— Поздравляю, — неуверенно сказал Костя. Помятый вид и мизантропические интонации Самсона Иосифовича как-то мало соответствовали этой праздничной автобиографии. Что-то не совпадало…
Самсонов помолчал еще немного, уставившись в непогоду, а потом сказал:
— Видишь, «мерседес» стоит? Мой.
В «мерседес» сел человек и уехал.
— О! — сказал Самсонов. — Угнали.
Моим соседом в «Красной стреле» оказался — Юрий Григорович! Учтивый, легкий, контактный, остроумный…
Немедленно достается коньяк; десятки историй, портретов, воспоминаний следуют одни за другими. Время от времени, почти незаметно для себя самого, он переходит на французский… Богема!