— Матушка, Екатерина Алексеевна! — взмолился знаменитый конферансье Смирнов-Сокольский. — Это не удалось сделать даже Деникину!
Говорят, довод подействовал.
* * *
Зиновий Гердт с давних лет был знаком с одним японцем-славистом (не знаю, впрочем, есть ли там такой второй). Этот удивительный японец говорил по-русски. То есть он думал, что говорит по-русски, а сказать ему правду в Японии было некому.
Но речь не о том.
Однажды при встрече Гердт спросил этого чудесного слависта, чем тот сейчас занимается.
— Пишу диссертацию, — ответил японец.
Гердт поинтересовался темой, и японец с поклоном ответил:
— Ранний Блок.
Гердт сначала немного испугался, а потом решил уточнить: кому в Японии нужен ранний Блок?
Милый японец немного подумал и ответил:
— Мне.
* * *
Про Иегуди Менухина она вспоминала так:
— Я помню у него один ми-бемоль…
* * *
После концерта в Киеве ко мне за кулисы приходит пара, мама и дочка, дивной красоты девушка. Она следит за моей публицистикой, говорит какие-то лестные слова…
— А вы — журналистка? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает девушка. — Я…
Загадочно улыбается, приподнимает подбородок и поворачивает голову в классический профиль:
— Видите?
И я вижу! На белоснежной шее, у самой ключицы — темнеет пятно. Я успеваю похолодеть в догадке о роде ее занятий, прежде чем милая девушка заканчивает фразу:
— Скрипачка!
Ну слава богу. Тоже, можно сказать, след профессии…
* * *
Эстрадного куплетиста Д. на пятом десятке жизни страшно разочаровал Лев Толстой:
— Прочел, — говорит, — тут «Анну Каренину»… Ну и хули? Ни одной репризы!
* * *
Молодой человек написал фортепианный концерт и пришел с ним к Шостаковичу.
Вежливый гений пригласил гостя к роялю — и молодой человек приступил к самовыражению. Через полчаса он нанес роялю последний аккорд и, весь в мыле, повернулся от клавиатуры. Шостакович сидел на диване, обхватив себя руками.
Исполнителю удалось произвести на гения сильное впечатление.
— Ну как? — спросил молодой человек.
— Очень хорошо, — забормотал Шостакович, — очень хорошо…
И неожиданно уточнил:
— Гораздо лучше, чем водку пить!
* * *
Впрочем, музыке водка мешает не всегда, что подтверждал пример самого Шостаковича.
Рассказывают, что как-то раз, живя в Доме творчества композиторов в Рузе, он пошел вечером в пристанционный буфет. Взял бутылку, но не пить же одному…
Правильно оценив нерешительность в одинокой фигуре интеллигента, рядом с Шостаковичем быстро возник человек. Человек тут же позвал третьего — и долгожданный кворум состоялся.
Они встали к буфетной стойке, нарезали, разложили, налили…
— Ну, — сказал первый собутыльник Шостаковича и протянул руку. — Федор!