Изюм из булки. Том 2 (Шендерович) - страница 48

Они познакомились. Истинные имена и профессии двоих участников процесса история, к сожалению, не сохранила; оба были местные работяги.

— А ты кто? — спросили Шостаковича.

Шостакович замялся.

— Я композитор, — признался он наконец.

Случилась пауза.

— Ну ладно, — подытожил диалог тактичный собутыльник Шостаковича, — не хочешь — не говори!

* * *

На предложение быть третьим Дмитрий Дмитриевич мягко, но неизменно отвечал:

— Знаете, хотелось бы — первым…

* * *

Композитора Вениамина Баснера остановили на улице трое сограждан с насущной просьбой дать им рубль. Принципиальный Баснер рубль давать отказался.

Сограждане были настроены миролюбиво и не стали его бить, но по еврейскому вопросу высказались. После чего обнялись и пошли прочь, распевая:

— «У незнакомого поселка, на безымянной высоте…»

Счастливый композитор Баснер рассказывал эту историю как историю о народном признании.

* * *

Иван работал мясником на Центральном рынке и баловался стишками. Баловался вполне бескорыстно, пока среди покупателей не обнаружился песенник Михаил Танич.

Мясник решил показать поэту свои вирши и обрел неожиданную протекцию, в результате которой через какое-то время советский народ получил в пользование песню «Травы» — ну, вы помните… От росы серебряной прогнуться. Некоторый идиотизм текста искупала его безобидность на фоне того, что пелось в те годы.

Когда песня пошла гулять по радиоволнам и ресторанам, перед мясником-стихотворцем вдруг распахнулись совершенно новые финансовые перспективы, и он начал подумывать о перемене жизненного пути.

Настрочив тонну новых стишков того же нехитрого свойства, он снова подстерег своего благодетеля на Центральном рынке, но поддержки не нашел.

— Ваня, — напомнил плодовитому мяснику Михаил Танич, — не мясо к травам, а травы к мясу!

* * *

В позднеперестроечные времена, прорвав плотину худсоветов, на эстраду хлынули «неформалы». Наибольшим успехом пользовалось все то, чего было нельзя при советской власти.

Иногда этого было достаточно для успеха.

Я видел это своими глазами: в гримерную Театра Эстрады пришел молодой интеллигентный человек. Вежливо поздоровался и начал переодеваться к выходу.

Он снял и аккуратно повесил на плечики брюки и пуловер — и влез в рваные джинсы и майку с черепом. Аккуратно поставил под стул туфли-лодочки и напялил мятые кеды. Вынул из дипломата баллончик с фиксатором; попшикал на волосы и отработанным движением ладоней привел их в игуаноподобное состояние.

Электрогитара уже лежала рядом, заранее привезенная другими членами творческого коллектива — интеллигентными молодыми людьми, частично с гнесинским образованием.