Плечо непрерывно ныло. Сергей попытался устроить поудобнее поврежденную руку, чтобы хоть как-то унять боль, но это не удалось. Помучившись еще минут десять, он сел на кровати и, откинув одеяло, нащупал ногами стоявшие рядом с кроватью сапоги.
В туалете было пусто и довольно прохладно, поплотнее запахнув накинутую на плечи телогрейку, он подошел к забитому досками и фанерой окну и приоткрыл одну из створок. Вздохнув всей грудью морозного воздуха, он несколько минут всматривался в бездонно-черное небо, украшенное мелкой звездной россыпью. Дверь позади скрипнула, заставив его обернуться.
– Ну ты тут, Семенов, и холодильник устроил.
– Извините, товарищ полковник.
– Да ладно тебе, – вошедший махнул рукой. – Сейчас я не полковник, а товарищ военврач или уж Федор Андреич, на крайний случай.
Он устроился на стоящей у стены скамейке и, пошарив в карманах полинявшей шинели, достал пачку сигарет.
– Бррр, холодина, – он протянул пачку Сергею. – Курить будешь?
– Да нет, – Сергей покачал головой.
– Ну и правильно, – доктор закурил. – Тебе-то что не спится, или опять рука мучает?
– Мучает, – признался Сергей.
– Значит, живая, – кивнул Федор Андреич. – Ты бы радовался, прямо в рубашке родился, из огня живым вылез, если бы не этот шальной осколок…
– Да, – Сергей плюхнулся рядом. – Можно сказать – повезло, у нас ведь почти полный боекомплект, ребята говорят, рвануло так, что крышки люков над головами просвистели. А вот Витя…
Он замолчал.
– Дайте сигаретку.
Взяв сигарету, он несколько минут возился с самодельной зажигалкой, пока наконец Федор Андреич не забрал ее и сам не поднес дрожащий огонек к сигарете.
– Спасибо, – Сергей затянулся и тут же пронзительно закашлялся. – Отвык.
– Понимаю.
Они замолчали, вслушиваясь в ночную жизнь больницы и думая каждый о своем.
Сергей вспомнил, как пришел в себя от жуткой боли в левом плече. Он дернул правой рукой, но неожиданно обнаружил, что она привязана. С трудом повернув голову, он сквозь застилающую глаза пелену увидел, как над ним склонилась белая фигура.
– Потерпи, сынок, потерпи.
Слова взорвались новым витком боли, сознание поплыло и резко погасло.
Второй раз в себя он пришел, по словам лежавших рядом бойцов, лишь через двое суток. Рука плотно замкнутая в лубки и забинтованная в несколько слоев, протяжно ныла. Зверски хотелось пить. Он оглядел мутным взглядом помещение, в котором стояло несколько рядов кроватей, и попытался позвать сновавшую между ними медсестру, однако из горла вырвалось какое-то шипение.
– О, наш танкист очнулся, – раздалось позади. – Сестра!