И Небеса услышали ее молитвы – Георгий не бросил ее после единственного свидания. Они начали встречаться, нечасто, примерно пару раз в неделю, но Мирослава радовалась и этому. И даже больше, чем радовалась, она была счастлива, так счастлива, как ни разу еще не бывала с тех пор, как покинула родительский дом.
Свои отношения они не афишировали, но и не делали из них тайны, не прятались и не устраивали шпионских игр. И вскоре на стройке узнали о романе прораба и владелицы «Хаты». Первой их вместе увидела Чуня, рассказала женщинам из бытовки, в которой ночевала, те рассказали своим подругам и кавалерам – и пошло-поехало. Новость оказалась интересна всем, хотя по большому счету лично никого на стройке не касалась… Кроме одного человека – Сергея Волкова.
Глава седьмая
Электрик с темным прошлым
Строители с «Неваляшки» в столовую, становившуюся после семи баром, захаживали редко. Большинство из них не могли позволить себе такую роскошь – деньги они отсылали на родину, себе же оставляли минимум, только чтобы хватило до следующей зарплаты. Так что, если им и хотелось выпить и религия позволяла, то они покупали себе что-нибудь подешевле и пили в бытовках, а в «Хату» «культурно отдыхать» не ходили. Но иные, как правило, москвичи, не обремененные семьями и многочисленной родней, таковые на стройке тоже имелись, могли себе позволить скоротать иногда вечерок в уютной столовой-баре за кружкой пива или рюмкой-другой чего покрепче.
Частым гостем «Хаты» стал электрик Сергей Волков. Он не был москвичом, его к себе прописала тетка, проживающая в городе Александрове Владимирской области. В этом городе есть Музей сто первого километра. Очень интересный музей. Было время, когда людям, отбывшим тюремный срок, селиться ближе, чем за сто километров от Москвы, не разрешалось, не говоря уж о самой Первопрестольной, вот в таких городках вроде Александрова они и оседали. И от Москвы недалеко, и закон не нарушаешь.
Сергей как раз был прописан в доме, расположенном неподалеку от Музея сто первого километра, и в этом он видел некоторую мрачную символику. Ведь и у него за плечами был суровый тюремный опыт. Получилось, что он, как и его товарищи по несчастью в прежние нешуточные времена, оказался, пусть условно, но все же, на этом роковом сто первом километре. На некой границе, перечеркнувшей его судьбу и вмиг разделившей его жизнь на две части.
Те, кто знает цену свободе, обычно не распространяются об условиях, в которых это знание было получено. Потерять волю, пожалуй, самое страшное. О чем, кроме свободы, может мечтать тот, кто ее лишен?