По дороге в замок мы проезжали мимо виселиц, горящих домов и телег, полных крестьян с пустыми лицами: они вновь были безмолвны и равнодушны, как скотина, с которой они делили землю. Огонь в их глазах потух: его потушили солдаты и веревки. На полях лежали дохлые коровы. Урожай вытоптали. На городской площади пороли полуголую женщину: рубаху ей сорвало кнутом, и голые груди вывалились наружу — на потеху глумливой толпе. В глотку ей затолкали кляп, чтобы крики не беспокоили солдат. А у ее ног сидел маленький ребенок, громко вопивший за обоих.
Виржини ничего этого не видела. Она сидела рядом со мной в отцовской карете, уткнув лицо мне в шею и крепко держа меня за руки. Она не отпускала их ни на секунду, хотя отец то и дело бросал на нее многозначительный взгляд. Едва мы въехали во двор замка, она обняла меня и уткнулась в меня еще сильней, словно говоря: ни за что не отпущу. Но когда мы остановились, Виржини сама от меня отстранилась и первой вышла из кареты, чтобы поцеловать мать.
— Он спас меня уже дважды.
Герцог де Со внимательно на меня посмотрел:
— Нам надо поговорить.
Виржини увели в одну сторону, а меня в другую — герцог предложил побеседовать в саду, который он разбил сразу после женитьбы. Пока мы шли, он рассказывал о планировке сада и растениях — видимо, чтобы чем-то заполнить тишину, пока мы не дойдем до центра: круглого декоративного пруда с золотыми рыбками.
— Д’Ому, — начал герцог. Обычно он называл меня по имени, но сейчас решил обратиться ко мне официально. — Заключал ли ты с друзьями пари, что первым поцелуешь мою дочь? А может, и не просто поцелуешь?
— Нет! — выпалил я с таким пылом, что герцог удивленно моргнул.
— Дай слово.
— Даю слово. Никакое пари я ни с кем не заключал! И никогда не позволил бы себе подобную выходку.
— Ты ее любишь, верно?
— С того мгновения, когда впервые увидел.
Герцог де Со вздохнул.
— А она полюбила тебя с того дня, когда ты спас ее от волка…
— Возможно, что и раньше.
Он странно на меня посмотрел, и я залился краской.
— Шарлот начал дразнить ее сразу, как я приехал. Еще до волка.
— Это сказал тебе мой сын?
— Ваша дочь.
Разумеется, я не стал рассказывать о том, как она приходила в мою комнату. Герцог решил, что она сказала мне это в минувшие сутки, и я позволил ему так думать. Он задумчиво кивнул и посмотрел куда-то вдаль. Я обернулся и увидел знакомого человека — того самого доктора, что врачевал мою рану.
— Подожди здесь, — распорядился герцог.
Они тихо о чем-то переговорили, поклонились друг другу, и доктор ушел, а герцог вернулся ко мне.