Безучастно смотрела я, как восемь мужчин роются в вещах, книгах, рукописях, записных книжках, как они аккуратно снимают с металлической подставки перекидной календарь с моими пометками. Но, когда, выйдя в коридор, я увидела, что один из них залез в карман моего пальто и, вытащив черновик, принялся его читать, я взорвалась: «Что вы делаете?! Я даже мужу не показываю черновиков!» В ответ он молча положил мои бумажки обратно в карман. Они унесли массу книг: Мандельштама, Набокова, Цветаеву, машинописный экземпляр романа Феликса Розинера «Некто Финкельмайер», три пишущих машинки, кассеты с записями классической музыки, текстов на английском и песен Феликса и Старчика…
Мой муж дополняет: «Примерно через год я по совету Софьи Васильевны Каллистратовой направил в прокуратуру г. Москвы жалобу прокурору по надзору за деятельностью органов государственной безопасности о том, что КГБ не возвращает мне изъятые при обыске аудиокассеты, и просил вернуть эти записи в неповрежденном виде, мотивируя тем, что на этих кассетах „английские уроки моей жены, запись музыкальных этюдов ее женской гимнастики, уникальные записи людей, ушедших из жизни…“ В январе 1985 года меня вызвали в Главную приемную КГБ СССР, где тот же самый „молодой стриженный ежиком следователь“, который беседовал с Ларисой в марте 1982 года, вернул мне все шестьдесят компакт-кассет, заверив: „Борис Львович, у нас ничего не пропадает“. Дома, включив Старчика, убедились, что все правда. Странно было слушать привезенную с Лубянки „Владимирскую прогулочную“ на слова Вити Некипелова: „Даже и небо решеткою ржавою красный паук затянул“. А самого Виктора Некипелова в это время медленно убивали в лагере…»
В этот же период КГБ распространило про меня в писательских кругах «достоверные» сведения, что я уехала в Израиль. Я узнала об этом много позже, в том числе от Маргариты Алигер. А поскольку с нами тогда мало кто решался общаться, то многие в это поверили. Настолько, что уже лет через пятнадцать после распада СССР один знакомый поэт спросил: «А когда вы вернулись из Израиля?» — и категорически отказывался верить, что мы никуда не уезжали и все эти годы жили на Теплом Стане. А 2 февраля 2008 года даже «Литгазета» в большом перечне своих авторов с указанием их места жительства написала «Лариса Миллер — Израиль», правда, через неделю напечатала с извинениями мое письмо-опровержение. Такой отголосок событий четверть вековой давности означает, наверно, только то, что в свое время, в начале 1980-х, эти «сведения» обо мне распространялись не только устно, но и были занесены во все базы данных, включая базу данных авторов «Литгазеты».