Как бы то ни было, я с благодарностью вспоминаю тех, кто вдохновлял и будоражил, радовал и окрылял все оттепельные и застойные годы, как их принято теперь для краткости именовать. Слава богу, в России всегда были таланты.
Я долго носилась с первой книгой Олега Чухонцева, сделав в ней уйму закладок, которые почти вросли в книгу:
Я был разбужен третьим петухом,
Будильником, гремучими часами,
Каким-то чертом, скачущим верхом
На лошади, и всеми голосами…
И, пытая вечернюю тьму,
Я по долгим гудкам парохода,
По сиротскому эху пойму,
Что нам стоит тоска и свобода…
Прочтя книгу Кушнера «Канва», я написала ему длинное письмо. Письмо писалось светлой июньской ночью и столь же вдохновенно, как стихи. Очнувшись, я увидела, что оно состоит из строк Кушнера и моих междометий.
Письмо я все же отправила, чтоб куда-то деть эмоции. Слава богу, Кушнер письма не получил, вовремя поменяв квартиру.
Давным-давно на заре туманной юности я побывала у Михаила Светлова, к которому меня послала Лидия Борисовна Либединская, прочитав мои робкие стихи. Светлов, назвав меня «старой большевичкой» и посетовав, что ношу не «славянскую» фамилию и что печататься мне будет трудно, дал один очень дельный совет: «Стихи, как любой роман, должно быть интересно читать. Пиши интересно».
К сожалению, я не выполнила завета. Мой младший сын считает, что пишу я скучно и всегда об одном и том же.
Устами младенца…
А говорю я все это потому, что Кушнер пишет как раз так, как советовал Светлов — интересно.
Прозаик прозу долго пишет,
Он разговоры наши слышит,
Он распивает с нами чай,
При этом льет такие пули,
При этом как бы невзначай
Глядит, как ты сидишь на стуле…
А вот еще:
Эти сны роковые — вранье,
А рассказчикам нету прощенья!
Потому что простое житье
Безутешней любого смещенья.
Ты увидел, когда ты уснул,
Весла в лодке и камень на шее,
А к постели придвинутый стул
Был печальней в сто раз и страшнее
По тому, как он косо стоял, —
Ты б заплакал, когда б ты увидел, —
Ты бы вспомнил, как смертно скучал
И как друг тебя горько обидел…
Но, кажется, я увлекаюсь и снова начинаю переписывать стихи Кушнера.
Непонятно, почему одни стихи вдохновляют на собственное творчество, а другие, отнюдь не худшие, а иной раз и лучшие, мешают писать. Я почти не знаю стихов наизусть. Наверное, это защитная реакция организма. Гораздо больше, чем поэзия, будоражат, раскрепощают и помогают писать, развязывая язык, смежные искусства: музыка, живопись, книги о музыке и живописи. Был незабываемый год, когда я жила Ван Гогом: его картинами, книгами о нем, перепиской с братом. Вдохновившись живописью и личностью Ван Гога, я написала кучу стихов. Стихи были плохие и ушли в корзину, но одно, написанное много позже, осталось: