— А кто это Петр Терентьевич и что у него за брат из Америки? — схитрил Трофим.
— Неужели не слышали? В газете об этом писали. Сорок лет в наших местах его, серого волка, не было, а потом объявился в Америке и к нам пожаловал.
— Зачем?
— Да кто его знает. Писал он что-то такое об этом своей жене. Конечно, она уж ему никакая не жена, коли он ее на какую-то там, прости господи, в Америке сменял… Пишет, значит, что хочу прощенья перед тобой на коленях выпросить… А она и видеть его не захотела… Хлысь по кобылке, да на Митягин выпас уехала. И внуков забрала, чтобы его волчья морда не обнюхала их, красавчиков.
— Хороши, стало быть, у него внуки?
— В кино только таких показывают. А старшая-то, которой механик провиант разный да письма от матери возит, ни дать ни взять княжна Тараканова, только белобрысенькая, и годов помене, и тела женского пока еще на ней нет. А так вылитая картина из журнала «Огонек». Бабка ее, Дарья, в молодые годы, сказывают, тоже всякого встречного заставляла оглядываться. Сильного цвету, говорят, была женщина. Покойник Артемий Иволгин на девятом месяце молил ее женой ему стать. А она вышла за него, когда ее Наде, стало быть Трофима Бахрушина дочери, три года было. Все ждала своего подлеца. Не верила, что он под Омском погиб. Вот и дождалась… Выжил, костяная душа, тряпичное дягилевское отродье! Ну, да ничего. С чем приехал, с тем и уедет…
Незнакомая женщина долго и подробно рассказывала Трофиму знакомую историю с неизвестными для него добавлениями.
— Ее, говорят, в те выборы депутатом выдвинут. Так мыслимо ей себя ославить в Бахрушах и с каким-то там… уж вы сами, гражданин хороший, это не бабье слово про себя вымолвите… разговоры разговаривать, — сказала женщина и плюнула в сторону.
Они дошли до развилки.
— Ишь куда бабий язык завел вас… Вот она, дорога-то, на Митягин выпас. Там раньше скит, говорят, был. Ну, так счастливого вам отдыха, а мне — сюда.
Трофим, раскланявшись с женщиной и поблагодарив ее за рассказ, присел на пеньке возле развилки лесных дорог и, вытаскивая трубку, показал этим, что ему необходимо отдохнуть, покурить перед тем, как двинуться в обратный путь.
На пне Трофим просидел час или более. След мотоциклетных шин, уходивший по дороге на Митягин выпас, звал его. А он не решался ступить на эту дорогу. Он боялся теперь встречи с Дарьей. То, что говорила ему незнакомая женщина, несомненно, выражало отношение к нему Дарьи. Может быть, ее слова были повторены здесь.
Но желание видеть ее было велико. Если он станет перед нею на колени, а потом падет ниц и скажет: «Я так долго хотел услышать из уст твоих отпущение незамолимых грехов моих», — может быть, она и не прогонит его?