— Замолчи.
— Он простил тебя. Я простил тебя, Сашка-черепашка. И не смотри на меня, как Эля Диминуэндо на дохлую лягушку.
Мяч звонко ударил о пол. Александр долго слышал эхо удара. Хоть эха быть не могло.
— Хочешь присоединиться к нам? Стать гражданином империи? — Голос Дениса сделался густым и вязким.
— Нет.
— Свобода? Братство? Глубокое взаимопонимание в коллективе таких разных, но таких достойных личностей? Слияние…
— Нет!
— Переход на иной качественный уровень? Иной способ существования, открывающий…
— Заткнись!
— Зря. Очень скоро свободный прием в гражданство будет закрыт. Только самые достойные. А ты заурядный парень, Сашка, как был, так и остался. Так пойди же и скажи им, что трагедии в школе — не более чем цепь случайностей. У меня был гипертонический криз, у Луки — давняя травма головы, о которой никто не знал. Реально, была такая травма, я еще в школе с лошади свалился. А я выпал из окна… Елизар выпал из окна, этим все объясняется. Просто помутилось перед глазами. Пусть меня переведут в другую школу, если эти меня не хотят… Больше смертей не будет. Не могут ведь случайности длиться вечно.
И он бросил Александру мяч.
* * *
— Он расколотил камеру мячом! Сказал бы — пожалуйста, я бы ее отключила!
Женщина-врач нервничала и очень внимательно смотрела Александру в лицо. Как будто боялась, что сейчас он начнет ходить, налетая на стены.
— О чем вы говорили?
— Я задал ему все вопросы, которые хотел, — сказал Александр. — Я свяжусь, за мной пришлют транспорт…
— Вы уезжаете?
— Я закончил.
— Вы получили ответ?
Он твердо посмотрел ей в глаза:
— Цепь случайностей, ничего больше. Роковых случайностей. Или придется поверить в невероятные вещи. Которые разрушат наше представление о мире. А мы ведь этого не хотим?
— Вы меня спрашиваете? — Врач пришла в замешательство.
— Себя, — признался он. — Но в любом случае этот мальчик больше не будет здесь учиться. Спасибо, вы мне очень помогли, до свидания…
— Мяч-то оставьте, — тихо сказала женщина-врач.
* * *
Он вышел из здания изолятора в парк и пошел к берегу, иногда натыкаясь на кусты. Но сознание его было ясно. Он просто видел перед собой не школьный парк с его цветами и бабочками, а бетонную дорогу, залитую дождем, и путь двух молодых людей к станции, где через полчаса должна была пройти электричка. Значит, с меня все началось, думал он.
Фамилия Эли была Рене. Диминуэндо ее прозвали за еле слышный, вечно затихающий голос. Где она сейчас? Крохотный маркер, точечное воспоминание, не имеющее значения ни для кого, кроме пары участников. Эля Диминуэндо, желающая непременно похоронить лягушку по обряду какой-то экзотической секты, а лягушка в конце концов ожила и тихонько смоталась под вытяжку кондиционера…