Когда мы вышли на берег, туман уже несколько рассеялся. Обнаружилось, что вода в реке здорово упала — так сильно её уровень не опускался ещё ни разу, сколько я помню. Все рогатки для удочек оказались далеко на суше. Подумав, я решил их ниже не переносить, а вырезать новые, иначе после дождей, когда их затопит, всё равно придётся заниматься тем же самым. Кто сказал, что в следующий раз, когда мы тут окажемся, у нас найдётся время? Конечно, никто не мог поручиться, что будет следующий раз, но этим утром меня тянуло быть оптимистом. Генка отправился резать удилища, так как тех, что были припрятаны с прошлого визита, на двоих оказалось бы маловато. Проверив старые удилища на гибкость, я нашёл четыре из них в удовлетворительном состоянии, а одно выкинул. С рогатками тоже управился быстро, разделся до пояса, разулся, закатал брюки по колено и умылся в реке, стараясь сильно не плескаться, хотя вся рыба уже всё равно разбежалась отсюда от шума, производимого Жданом в береговых зарослях шагах в сорока от меня. Как ни крути, придётся выждать, прежде чем появится надежда что-либо здесь поймать.
Уже собравшись выйти из воды, я на минуту задержался, поймав в ней своё отражение. Чтобы его рассмотреть, мне пришлось нагнуться почти к самой поверхности. Вода была чистой и прозрачной до самого дна, но стоило чуть отстраниться, и она начинала казаться слабым молочным раствором из-за тумана, который тоже отражался в ней. Из этого жиденького текучего молока на меня смотрело насупленное лицо с плотно сжатыми губами, трёхдневной щетиной, украшенное священными додхарскими иероглифами, зажившими уже ссадинами и тёмным пятном на месте не сошедшего ещё синяка на правой скуле. Обычно я вижу себя только когда бреюсь, но в моём походном зеркальце на раскладной расчёске-массажке много не разглядишь. На выражение глаз совсем не обращаешь внимания, больше занятый тем, чтобы ненароком не порезаться, но сейчас я подумал, что такие глаза обычно бывают у диких керберов при неожиданной встрече с ними, когда они ещё не решили, стоит ли попытаться тебя убить или лучше повернуться и сбежать.
Я разогнулся, вышел на берег и стал обуваться. Проверил, не попала ли вода на пистолет в кобуре на поясе. Винтовка лежала на моём рюкзаке, прикладом в сторону реки, в одном прыжке от места, где я умывался, и мне подумалось, что так я и обречён жить до самой смерти. Когда она придёт? Через десять лет, через пять, завтра? Через минуту? Как раз сейчас меня мог держать на прицеле некто, чьё присутствие я не сумел вовремя обнаружить, а через секунду он уже потянет за спусковой крючок, чтобы завладеть моими вещами…