Не дожидаясь конца зарядки, я поднял своё оружие. Книга осталась торчать внизу, как автоматный магазин. Стиснув зубы, я изо всех сил рванул указательным пальцем спусковое кольцо. Из ствола, вместо редкой очереди сверкающих шариков, вырвался сплошной поток голубого пламени, расширяющийся на конце, словно факел огнемёта. Только это был факел, вытянувшийся вперёд на четыреста метров, и он как языком слизнул сразу десяток ибогалов вместе с кентаврами. Тогда я повёл разрядником слева направо, уничтожая всю первую цепь. Факел всё рос, ширился, яйцеголовые во второй цепи стали осаживать кентавров, пытаясь повернуть, и повернули, только несколько с разгона влетели в бушующее огненное облако. Оно питалось тонкой упругой струёй из штуковины, прицепленной к моей руке, и быстро расползалось во все стороны по равнине. Вот оно настигло нескольких отступавших яйцеголовых, следующих, следующих… всех, покатилось дальше, пожирая пустыню, и разбилось о скалы вдалеке.
Я стоял, глядя на искорёженный и оплывший ствол разрядника, почти не чувствуя, как страшно жжёт ладонь рукоятка. Книга выпала из гнезда и снова лежала у меня под ногами. Равнина внизу была усеяна обугленными трупами, сама обуглилась и вспыхивала тысячами мельчайших сполохов. Я с трудом разомкнул зажимы, оставляя на них куски прилипшей кожи, отшвырнул раскалённый разрядник и повернулся к Тотигаю. Он был мёртв. А прямо за моей спиной чернел вход в коридор, ведущий вглубь корабля Надзирателей.
Я не очень удивился, когда в коридоре зажёгся свет. Честно говоря, я навсегда потерял способность удивляться в тот момент, когда увидел открытый люк там, где никакого входа не было и быть не могло. Поэтому просто собрал свои пожитки, надел рюкзак, повесил винтовку на шею и поднял на руки тяжеленное тело Тотигая. А потом вошёл. Люк закрылся у меня за спиной. Потом я упал, пройдя всего несколько шагов. А уж потом зажёгся свет.
Он был приятным, неярким — настолько неярким, что стоило закрыть глаза, как воцарялась темнота. Или свет выключался всякий раз, когда я глаза закрывал? Нет, не может быть. Я посмотрел вверх — светился потолок. Некоторое время раздумывал, откуда взялся потолок, — ведь когда входил, коридор был круглым, как труба. Потому-то и упал: затошнило, понесло вбок, равновесие удержать не удалось, а стена трубы оказалась очень твёрдой, и я ударился головой. Пощупал стену — теперь она стала мягкой. Не то чтобы очень, но…
Я стал ощупывать себя и вспомнил, что уже делал это. Когда пришёл в сознание после удара. Болело всё. Я-то думал сперва, что меня не ранило. Нет, зацепило целых два раза, а я и не заметил. Один разряд пропахал борозду в правом бедре, почти до кости. Рана вся спеклась — хорошо, что от выстрелов из ибогальского оружия невозможно истечь кровью. Второй разряд прошёл между левой рукой и боком, крепко зацепив то и другое. Как я с такой рукой умудрился поднять Тотигая, ума не приложу. Потрогав бок, я нащупал оголённые рёбра, испугался, и мне захотелось, чтобы стало светло, — а кому бы не захотелось? Кто знает, сколько во мне ещё дырок? Вот тогда и засветился потолок.