Доктор Робишо догоняет меня уже на стоянке. Я слышу цокот каблуков по асфальту, чувствую дым, когда она прикуривает сигарету.
— Будете?
— Я не курю. Но все равно спасибо.
Мы стоим, опираясь о чужую машину. Черный «Шевроле-Камаро» украшен мягкими игрушечными игральными костями. Дверь не заперта. Если я сяду за руль и уеду — смогу ли я украсть и жизнь другого человека?
— Вы выглядите немного… измученной, — говорит доктор Робишо.
Я смеюсь против воли:
— Неужели на медицинском факультете ввели курс «Недоговаривание и замалчивание»?
— А как же! Читают перед курсом «Бесстыдная ложь». — Доктор делает последнюю затяжку и тушит окурок туфлей. — Понимаю, вы меньше всего хотите это услышать, но в случае с Натаниэлем время нам не враг.
Откуда ей знать! Еще неделю назад она не была знакома с Натаниэлем. Она не смотрит на него каждое утро и не вспоминает — как резкую противоположность — маленького мальчика, который раньше заваливал меня вопросами. Почему птиц, сидящих на проводах, не бьет током? Почему пламя в середине голубое? Кто изобрел зубную нить? Когда-то я так хотела тишины и покоя…
— Нина, он вернется к вам, — тихонько говорит доктор Робишо.
Я жмурюсь на солнце:
— Но какой ценой?
На это у нее нет ответа.
— Сейчас разум Натаниэля его защищает. Он не вспоминает о случившемся так часто, как это делаете вы. — Колеблясь, она протягивает мне пальмовую ветвь мира. — Я могу порекомендовать взрослого психиатра, который мог бы приписать вам что-нибудь.
— Не нужны мне никакие лекарства!
— Тогда, вероятно, вы хотите с кем-нибудь поговорить.
— Да, — отвечаю я, поворачиваясь к ней лицом. — Со своим сыном.
Я еще раз смотрю в книгу. Потом одной рукой поглаживаю колено и щелкаю пальцами.
— Собака, — произношу я, и тут же прибегает наш ретривер.
Натаниэль поджимает губы, я отталкиваю пса.
— Нет, Мейсон. Не сейчас.
Пес устраивается под кованым столиком у меня в ногах. Прохладный октябрьский ветерок треплет листья — алые, красновато-желтые и золотые. Они запутываются у Натаниэля в волосах, ложатся между страницами учебника, обучающего языку жестов.
Натаниэль медленно вытаскивает руки из-под ног. Он тычет в себя пальцем, потом протягивает руки ладонями вверх. Сжимает кулаки, сводит руки вместе. «Я хочу». Он гладит свое колено и пытается щелкнуть пальцами.
— Ты хочешь позвать собаку? — спрашиваю я. — Хочешь позвать Мейсона?
Лицо Натаниэля становится немного светлее. Он кивает, губы расплываются в улыбке. Это его первое целое предложение почти за неделю.
При звуке собственного имени пес поднимает лохматую голову и тычет носом в живот Натаниэля.